Наш взводный был суровым предпенсионным старшим прапором. Был остёр на язык. Был, когда добр, а когда и беспощаден.

- Город Н-ск, это город дождей, вождей, блядей и велосипедов, - поучал он желающих сходить в увольнение. - Поэтому, если ты не вождь и у тебя нет велосипеда, нехуй с блядями под дождем шлоебениться!

Вопрос об увольнении отпадал как осенний лист.

Один боец - Саня Будник, незаметно пристроился в диспетчерский пункт железнодорожной развязки в нашей части, являвшейся тогда крупнейшей базой хранения топлива. Персонал там женский (служащие), но на всякий случай (а вдруг война!), нужен был боец.

Таким образом он уклонялся от святой дневальной службы, нарядов по столовой, КПП и прочих.

Взводный, как-то, зачитался расстановкой нарядов и вспомнил, что давно не видел Саню с тряпкой. Или на худой конец с "машкой" - ебашащим паркетные полы в "красной" комнате. Или с горящим взором стоящим на тумбочке. Или торжественно, как Левитан, отвечающим ему по телефону.

Решение принято - Саня должен заступить дневальным.

В планы Сани это не входило. Тем более была зацепка, похожая на отмазку. Одна баба из диспетчеров ушла в декрет, другая в отпуск.

При зачитывании наряда на завтра, Саня, в присутствии взводного, попросил разрешения обратиться.

- Ну?

-Тов. старший прапорщик! Мне нельзя идти дневальным!

- Это с какого-такого хуя?

- Тов. старший прапорщик! Я в диспетчерской уже двух женщин заменяю!

Это была роковая ошибка.

- Што, блять? - возмутился взводный.

- Если, блять, у тебя пизда появилась и груди выросли, ты мне блять, щас, будешь заменять жену и любовницу! - он сделал многозначительную и вопросительную паузу.

-Выросло?

-Никак нет товарищ старший прапорщик! -  поник головой Саня, поняв, што сморозил хуйню.

-Тогда в наряд, сцуко! Будем хуй выращивать!

До конца службы взводный нет, да нет и спрашивал у Будника, скольких женщин он заменить сможет в настоящее время.

Или про длину полового хуя - если Саня шел в отказ.

Саня не обижался. Смеялся взводный, смеялись мы. Смеялся Саня.

Взводного и Сани уже нет.

Наибольшее количество времени в армии я провел в общении со своим взводным старшим прапорщиком М. и вторым командиром роты капитаном К. О взводном, как и о первом ротном, могу сказать только хорошее, хотя первый год своей службы я откровенно опасался этого сурового и молчаливого человека прямо с первых своих учений. Причина, наверное, в его малой эмоциональности, даже в самых ярких ситуациях, когда все вокруг падали от смеха, М. лишь криво усмехался в свои густые жесткие усы. Но он был спецом в наивысшей степени, М. чинил машины на ходу в полевых условиях, без него было сложно настроить аппаратуру в центрах управления. Мне иногда казалось, что ему с техникой интересней, чем с людьми. Я не помню, чтобы он сидел когда-нибудь без дела. Если каждый солдат мог ориентироваться, кто, где из офицеров или прапорщиков отдыхает или работает, то М. был всегда и везде, где нужно было обеспечить нормальную работу роты. При этом не любил мелькать у начальства перед глазами, часто это заканчивалось тем, что за его работу хвалили других, а при любых косяках искали его. Вот примерно такого замкомвзвода он из меня и воспитывал.

Женькин взводный научил его больше разбираться в отношениях между начальством, что собственно и привело того к многочисленным званиям и отношению со стороны начальства как к самому толковому сержанту в нашей роте. На наших взаимоотношениях это никак не сказалось. Во-первых, мы дружили еще со школы (познакомились на районных соревнованиях по шахматам), во-вторых если он уступал мне по скорости вождения целей, то компенсировал педантичностью в других вопросах и умением следить за порядком среди молодых военнослужащих и налаживать дисциплину. Можно сказать, мы удачно компенсировали друг друга и при этом были в хороших дружеских отношениях, чего не скажешь о наших взводных.

Моего взводного опасались многие солдаты, часто спрашивали – как ты с ним работаешь? Меня он более менее признал только ко второму году службы и перестал проверять, все ли я правильно сделал. Чтобы понять, почему его так опасались, расскажу эпизод. На одних учениях я как-то не спал почти трое суток, просто было некогда. Переезд, работа, снова переезд (я старший по машине, уснешь, водила стопудово вслед за тобой и считай оба в кювете, поэтому всю дорогу травил анекдоты), работа и опять. Тут вроде ночью отработали, и новый ротный меня пожалел – отпустил поспать пару часов. Зря он это сделал. Я проснулся в 6 вечера, встаю с кровати в палатке, закутанный в одеяло. Бока чего-то ломит, голова шумит, никого нет. Слышу, стучат на ужин, я за котелок и вперед. Подхожу, наши меня увидели и ржут. Спрашиваю:

- В чем дело?

- Ты бы видел, как тебя взводный пытался разбудить (для полноты рассказа, я в тот момент185см роста и 90кг веса). Он тебя сначала позвал, потом давай по щекам хлестать, взял за ноги и головой об землю стучал и по ребрам пинал. Потом завернул в одеяло, и положил спать. Поставил за твой планшет двух Андрюх, а сам сел на страховку контролировать другие сети. – Если честно, этот момент не помню вообще, что рассказали, то и пересказываю.

Единственный человек, которого я так и не понял, кто он по жизни – это мой второй ротный. Он пришел к нам после службы в Афганистане, что сразу вызвало определенное уважение, которое как-то постепенно улетучивалось. С одной стороны, на учениях он пахал как и первый, может не все поначалу знал (он из РЛС-ников и в системах управления войсками ПВО не работал), но вникал. Потом как-то все меньше и меньше. Он, если надо, делился последним куском с солдатами (история про шмат сала), но стоило начальству высказать какое-то недовольство им или ротой, начинал дрючить нас по не по теме.

С другой стороны, на стационаре он практически не работал. Несколько раз его ловили и комбат и начштаба батальона за тем, что он отправлял нас на занятия, а сам тупо отсыпался в кабинете. Это мы как раз могли понять, молодая жена и все такое прочее. Непонятно, почему после его залетов нужно было дрючить роту строевой подготовкой. Ведь за весь мой второй год службы у нас в роте не было ни одного залета со стороны солдат, ни по дисциплине (если не считать моего личного конфликта с ним), ни за спиртное. Были правда две попытки побега молодых, но мы их по тревоге находили в разных уголках военного городка. Один по маме соскучился, другого девушка бросила. Второго я сам лечил при помощи своей замужней одноклассницы. Показывал ее фотку, говорил, смотри тоже замуж вышла (хотя мы с ней и парой не были никогда, просто полгода до замужества писала и фотку выслала), ну и что теперь – плюнуть да растереть. Потом я Танюхе с Серегой рассказывал, как ее фотка спасала одного бойца от резких движений.

Я так понял, второй ротный мало в чем разобрался по теме. Но были два взводных по 10 лет в этой роте и до автоматизма наработанная система подготовки солдат сержантами. Катиться, ну и хай катиться, лишь бы его не трогали. Я не знаю, так ли это было на самом деле, но к такому выводу пришли мы – сержанты, когда его залеты участились, и он все чаще стал муштровать нас строевой. Во время очередного такого воспитательного марша и произошел конфликт, который и подгадил мне окончание службы и испортил отношения с ротным.

Накануне за пару дней я получил травму в виде нагноения на большом пальце правой ноги. То ли заноза, то ли порез, не помню, и наш фельдшер-солдат мне вырезал его на местном наркозе, намазал Вишневского и запретил сапоги. Взводный одобрил, я два дня был либо в казарме, либо в учебном классе, но в тапочках. Ротного не было вообще. Что случилось с ним мы не знаем, но он как-то прибегает в роту весь взмыленный, всех выстраивает и начинает шерстить у кого что в тумбочке, как ремень затянут, всё ли соответствует уставу в форме одежды. По мелочи накопилось практически у всех, но главным оказались дерматиновые нашивные полоски - потники внутри пилоток. Каждый второй их летом отрывал. В результате рота была выстроена перед казармой и отправлена на плац. Ротный командовал сам, я шел прихрамывая первым с левого ряда.

- Выше ногу, тянуть носок – скомандовал он персонально в мою сторону.

- Не могу – на ходу ответил я и получил смачный пендель. Я выскочил из строя, хотелось прибить, но забор дисбата был в 50м от нас.

- Да пошел ты, козёл – сказал я ему и пошел в казарму. Ротный догнал роту и повел её на плац. Я в казарме снял сапоги и сидел у Витьки в коптерке. Было жутко обидно, все, что я заслужил по службе, когда учил молодых и тащил работу на учениях – пинок под зад. Как-то сразу стало по фигу, что и как там дальше будет.

На следующее утро комбат объявил мне трое суток ареста за неподчинение приказу командира, и меня тут же повезли в Минскую губу. Завсегдатаи говорили, что она располагалась в здании, где было расположено фашистское гестапо в годы войны, а еще ранее какой-то мужской монастырь. Здание сразу показалось мрачным, а когда я спускался на первый этаж подвала и увидел на одной из камер надпись «Здесь была замучена Вера Хоружая», ну как-то вообще стало не по себе. Мне была прописана одиночка, но через какое-то время ко мне «подселили» еще двух бойцов. Камеры представляли собой монашеские кельи и оставляли довольно таки подавляющее впечатление.

Но отсидел я там не трое, а четверо суток. Меня должны были выпустить как раз в день финала мексиканского чемпионата между Аргентиной и Германией. Ротный сделал подарочек и не послал, как положено, никого за мной. В результате мы с парнями на четвертое утро разделили две пайки на троих, также как накануне ужин.

Меня привезли к обеду, ротный вызвал в кабинет и спросил улыбаясь:

- Понравилось?

- Нет.

- Ещё хочешь?

- Нет.

- Иди.

- Есть.

Мне стало просто не интересно тащить службу дальше. Я начал просто формально выполнять свои обязанности, не добиваясь ни результатов, ни их качества. До дембеля оставалось 4 месяца. Ротный пытался меня унизить, где мог, я в свою очередь его подставить. Иногда и то, и другое выглядело довольно забавно.

Немного предыстории. Судьба нас свела с Сергеем в далёком 1995 году в Грозном. В апреле 1995 года было введено перемирие, наша рота стояла на блокпостах в окрестностях города, и в один из апрельских вечеров подошла колонна с морской пехотой. В ночь колонны стояли на блокпостах, и мы разговорились с бойцами. Искали земляков – находя таковых, общались уже своими группами. Да и общего между нами было много: они морпехи, мы – десантура, в общем, общий язык нашли быстро; вот там я и познакомился с Сергеем. Были мы с одной области, а на чужбине, как говорится, тот, кто рядом в районе 500 верст – уже земляк.

Неделю назад Сергей приехал ко мне в гости, и я поделился с ним тем, что есть один сайт, куда я отправил свою историю, которая приключилась со мной в Чечне (история называется «Чётки»). Серега прочитал историю, закурил и рассказал мне историю, которая произошла с ним. С его разрешения эту историю перескажу Вам я.

В конце января–в начале февраля 1995 года в Грозном шли ожесточённые бои. Сергей в составе роты морской пехоты участвовал во многих операциях по освобождению города от бандформирования, и вот в одном из боёв погиб их взводный. Как рассказывал Сергей, взводный был у них настоящий мужик – за спинами не прятался, всё вместе: вместе в бой, вместе кашу из одного котла. В общем, настоящий командир. Попрощались братишки с взводным, но война есть война, и на ней всегда есть безвозвратные потери; запаяли взводного в цинк и отправили на родину. Через пару дней пришел новый взводный, и снова началась работа.

И вот в середине февраля взвод получает боевую задачу: провести разведку одного из районов Грозного, по разведданным там была замечена активность одной из группировок бандформирования. Взвод выдвинулся в указанный квадрат. Дома в районе стояли высотные, но после работы нашей артиллерии превратились в руины. Перед домами располагался пустырь, который превратился в месиво из грязи и снега. Движения замечено не было, и морпехи продолжили движение к высоткам. Но как только они вышли на рубеж 100 метров, из развалин боевики открыли шквальный огонь по взводу. С правой стороны порядка 30 метров находилось строение, типа бойлерной; взвод, прикрывая отход, отступил под защиту чудом уцелевших стен. Распределившись по секторам, взвод перешел в оборону.

Связались со штабом, доложили обстановку и свои координаты, через 15 минут боя командование сообщило, что к ним вышла колонна, но в связи с опасностью, что технику из развалин пожгут и что места для маневра немного, было предложено с боем выйти к пустырю, где под прикрытием брони они будут эвакуированы. Уже на тот момент у духов были портативные рации с функцией сканирования и, перехватив сообщение, они с удвоенной силой продолжили штурм.

У Сергея был сектор в углу здания у небольшого окна. Духи начали обстрел из гранатомётов, и один из выстрелов пришёлся как раз в то место где стоял Серега. Он помнил только вспышку и сильный удар в бок, после чего наступила полная темнота. Когда Серега очнулся, было уже темно. Он тихонько вылез из завала кирпича, осмотрелся – в здании никого не было, стояла тишина. Подлез к разлому в стене, осторожно выглянул на улицу – впереди, в метрах двадцати, стояли три человека. Серега прислушался. Случилось то, чего он боялся: трое разговаривали на чеченском. Он тихонько залез обратно и осмотрелся – сзади стена целая, прохода нет, спереди не пройти. Тихонько прополз к дверям, там, в метрах тридцати, тоже ходили духи. «Ну всё, п…ц, - подумал Серега, - через пару часов выйдет солнце, меня найдут и мне полный писец».

Вернувшись к завалу, аккуратно разгреб, нашел свой АКС, сел в угол и стал очищать ствол от грязи и пыли. Вдруг слева он увидел движение, от крайней стены к нему кто-то подошел, и когда тот подошел ближе, в лунном свете Серега узнал своего взводного, который погиб у него на глазах. Серега впал в ступор, а взводный тихо поднёс палец к губам и поманил за собой. Как рассказал Серега, на тот момент выбор у него был не богатый: либо через пару часов к духам, либо за покойным взводным. Осторожно передвигаясь за командиром, он подполз к задней стене, которая была целая, взводный показал на пол – внизу лежали два железных листа. Приподняв их, Серега увидел, что вниз в коллектор идут две трубы и выходят по направлению к одному из домов. Взводный залез первый и поманил Сергея за собой. Серега рассказывал, что он не ощущал страха, что перед ним мёртвый взводный, он доверял ему при жизни и полностью доверял сейчас. Через минут двадцать они выползли в один из подвалов дома, какого именно – Серёга не знал, взводный пошел в глубину дома, а Серёга за ним. Пройдя весь дом по подвалу, они вылезли и в тени дома стали спускаться в овраг, который был в метрах десяти от дома. Так и шли минут сорок: взводный впереди, а Серега – за ним. Вдруг взводный остановился, повернулся к Сереге и поднял руку, как бы прощаясь, а затем пошёл в предрассветный туман. Серега не помнит, сколько он стоял и смотрел вслед уходящему взводному.

Вдруг он услышал крик, и через минуту кто-то его сбил с ног. Как выяснилось позже, он вышел на наш блокпост и ребята с пехоты чуть не открыли по нему огонь, но по кокой-то причине у одного из бойцов произошла осечка, а второй просто рывком сбил его с ног. Позже связались со штабом, там подтвердили личность Сереги и через пару часов приехали за ним. Потом он узнал, что командир видел, как разорвался разряд рядом с Серегой, и он подумал, что Сергей погиб. Двухсотый при прорыве был бы обузой, из- за которой могли быть еще жертвы, и он принял решение не откапывать его из- под завала, а после прорыва вернуться и забрать тело.

Через пару месяцев Сергей уволился и поехал на родину своего командира, встретился с родителями взводного, рассказал какой был их сын – настоящим человеком. Он попросил их проводить его на могилу к командиру. Они пришли на кладбище, стоял ясный майский день, на небе ни облачка, но когда Сергей подошел к могиле, вдруг при ясном небе пошел мелкий дождь. Сергей стоял около могилы взводного, и по его лицу бежали слёзы, смываемые каплями дождя.