September66

На 9 мая мы всегда ходили гулять с дедом. Он надевал шляпу, пиджак с планками, и неспешным шагом мы отправлялись в ближайший парк. Там на лавочках сидели ветераны. Некоторые приходили в парадной форме, но в основном все были в гражданке.

Кто-то радовался встрече, хлопал друзей по плечу, кто-то плакал, кто-то не чокаясь пил, и обязательно где-то пела Шульженко. И было необъяснимое чувство сопричастности к чему-то большому, светлому и в то же время печальному. И это чувство гордости и огромного людского горя живëт во мне до сих пор.

Своего второго деда-подводника я никогда не видел, он спился после войны. А будущая тëща в 13 лет оказалась в оккупации. Они были зажиточными, и их большой дом сразу пошëл под немецкий штаб. Семью с тремя детьми отправили зимовать в сарай. А перед немцами всю деревню прошерстили полицаи. Сами вчерашние селяне, они находили всë, что было припрятано. У наших всë нашли тоже.

Есть стало нечего, и ночами они с братом лазали на колхозные поля в поисках мëрзлых овощей. Или ходили в лес, там ещë валялись мëртвые лошади из разбитых обозов. А потом заболела и умерла их младшая сестрëнка. Немцы смотрели на местных, как на собак, и лечить их никто не собирался. А после ночью на картофельном поле подстрелили брата, и она осталась вдвоëм с матерью.

На другого еë брата похоронка пришла уже после 9 мая, зато отец вернулся, и они зажили дальше. И в большинстве семей есть такие истории. Сейчас, когда никого не осталось, самое время делиться.
Будьте здоровы и счастливы. И с Победой вас.

https://youtu.be/QbS1BMx5EjI

Заходите, https://t.me/septemberlegend

Выбери кота пожирнее

В главном ренессансном справочнике кухни Испании (1520), среди разнообразных рецептов, есть совершенно жуткий способ приготовления кота! Начинающийся с ужасной фразы "Выбери кота пожирнее"! По понятным причинам публиковать его не стану, но книга значилась в европейских бестселлерах аж до XVIII века и переиздавалась на разных языках. Говорят, кошачье мясо в Европе ценилось выше кроличьего, и в Италии кошек ели до прошлого столетия. В русском средневековом уложении для монахов неумение вести себя за столом сравнивалось с поведением свиньи, собаки и кота опять же! Правда есть его никто не предлагал. Но подлинным апофеозом котодушегубства выступила булла папы Григория IX, известного своими гнусностями. Мало того, что он внедрил Священную Инквизицию, пытался уморить голодом Новгород и вверг евреев в вечное рабство, так ещё буллой Vox in Rama (1234) объявил всех чёрных кошек воплощением Сатаны. Поставив кошачий род вне закона. Чему больше всех обрадовались крысы, тут же запилив чумную пандемию

Мяукающий заслон

Все знают, древних египтян связывали особые отношения с кошками: они их почитали, мумифицировали и с любовью вырезали из камня. Их ттенька с головой кошки Бастет — богиня радости, веселья, любви, плодородия и домашнего очага. Этим беззаветным чувством некоторые бессовестно пользовались. По словам Геродота, вторгшийся в Египет персидский царь Камбис пустил перед войском отчаянно мяукающий заслон, вызывая божественный трепет египтян. Не выдержав моральных страданий, они сдали Пелузий и Мемфис, и страна фараонов пала.

Довольно долго считалось, что приручили кошек первыми тоже египтяне. Однако в 2004 году на Кипре открыли захоронение возрастом больше 10 тыс. лет, в котором рядом с останками людей застыли кошачьи косточки. А в 2008 году на юге Египта нашли кладбище целой кошачьей семьи, правда всего лишь 8–тысячелетней давности. Факт, что по нынешним данным предок домашней кошки — степной кот Felis silvestris lybica, который и сейчас обитает в Южном полушарии. И все современные кошки произошли именно от него.

Там русский дух

На русскую землю лапы первой домашней кошки ступили не то в VII, не то в XI веке. Причëм с палубы корабля неизвестного происхождения. Успех странного пушистого зверя оказался невероятным, последовала целая пиар–компания под лозунгом, "Без кошки и изба не изба!". Безопасность истребителей грызунов было решено защищать законодательно. И суммы штрафов оказались поболе, чем за угон крупного рогатого скота! О популярности можно судить по фамилии боярина Федора Кошки, сподвижника Дмитрия Донского. Даже сейчас Кошкиных, Котовых и Котночкиных куда больше Собакиных.

Слева на кдпв красуется кот первого Романова, Алексея Михайловича. Пëтр Алексеевич подхватил кошачью приязнь родителя, издав указ "иметь при амбарах котов, для охраны таковых и крыс устрашения". Да и сам был гордым владельцем кота Василия. Продолжая дело отца и деда, Елизавета Петровна в 1745 приказала прислать для Зимнего дворца 30 отборных кладеных (кастрированных) котов–крысоловов. Котов везли из Казани: считалось, что казанские самые искусные. Хотя к тому времени по всему Российскому государству уже распространилась главная отечественная порода: бывшие "бухарские" стали Сибирскими!

А вот Русская голубая — продукт иностранной селекции: вывезенные из Архангельска 130 лет назад два голубых котнка дали на чужбине достойное потомство.

Пы Сы: История кошек бесконечна, и на этой позитивной ноте пошли гладить своих пушистых и абсолютно несъедобных любимцев.

Учусь писать кратко в телеге, заходите 😀

https://t.me/septemberlegend

Чудище поганое

Говорят, злоипучий тюркский богатырь Челубей, бившийся на старте Куликовского сражения, использовал удлинённые древки у копий. Это позволяло ему гарантированно пронзать соперников раньше, чем те успевали дотянуться до него. Таким неспортивным методом Челубей отправил на тот свет 300 человек, пока не нарвался на русского чудо–монаха Пересвета. Мужественный святой брат, подставив под удар незащищённое доспехом тело, достал супостата пикой и выбил из седла. Открыв, так сказать, победное шествие русского оружия.

По уточнённым данным РПЦ, печенежский боец был не просто опытным воином, но и членом буддийской секты, обладающим древним искусством левитации и тибетской боевой магии. Однако все его происки пали перед крестной защитой славного инока, что позволяет говорить о победе русского духа тоже!

К сожалению, Пересвет и Челубей персонажи по–большей мере мифологические, образующие вместе с миссией Сергия Радонежского и несметным числом участников легендарный антураж далёкого исторического события. Главное сражение древнерусской истории до сих пор волнует умы: всё, что мы знаем о нём достаточно условно. И в то же время битву на Куликовом поле постоянно ставят краеугольным камнем всей российской действительности, проводя параллели с батлами франков при Пуатье и англосаксов при Гастингсе. При таком раскладе не затронуть патриотические струны трудно, поэтому попробуем спокойно разобраться, что, где и в каком объёме произошло 8 сентябре 6888 года (1380 по нашему) в устье реки Непрядвы. Так по крайней мере определяют сражение немногие летописные источники.

Четыре стороны одного вопроса

В активе мы имеем четыре основных памятника древнерусской литературы, два из которых определённо художественного окраса. И первым номером здесь выступает краткий рассказ (повесть) о "Побоище иже на Дону" оригинальных 1380–х годов, сохранившийся в Рогожском летописце и Симеоновской летописи. Именно он лёг в основу второго, "прокачанного" источника — "Пространной повести о Куликовской битве", относящей нас к первой половине XV столетия. И это наиболее достоверные летописные свидетельства. Повесть имеет несколько редакций и предлагает читателю расширенный взгляд на события, с внятной сюжетной линией и духовно–патриотическими комментариями. Параллельно с ней появился и третий, наиболее поэтический труд, — так называемая "Задонщина", жутко напоминающая по стилю "Слово о полку Игореве" (или наоборот). И наконец всё, что со школы нам впихивают про Куликовскую битву, не что иное, как результат творческой переработки "Сказания о Мамаевом побоище", четвёртого и самого позднего шедевра в нашей коллекции. Созданного монахами Троицкого монастыря ближе к XVI веку, то есть 100 лет спустя.

Нет повести печальнее

Если отталкиваться от летописных источников (а "Задонщина" и Сказание" на летописи уже не тянут), то картина вырисовывается следующая.

Собрав мощное многонациональное войско, татарский князь (беклярбек) Мамай отправился на Русь мстить за недавний проигрыш на реке Вожа. Подоплёкой визита оставалось прекращение выплат князем Дмитрием регулярного "ордынского выхода". Расположившись сразу за Доном, поганый басурманин изготовился ждать своего литовского приспешника Ягайло, спешившего на помощь, но московский князь лишил его этой возможности. Там же, в чистом поле в устье Непрядвы, 8 сентября, аккурат в Рождество Пресвятой Богородицы, соперники всё и порешали. Сеча оказалась жестокой, народу положили немерено, и в результате Мамай бежал домой с маленьким отрядом. Однако в татарских землях его поджидал некий царь из Синей Орды — Тохтамыш, законный наследник ханской власти. Как водится, безродного Мамая мигом слили соратники, тот ударился в бега, был пойман и умерщвлён. Тохтамыш воцарился в Орде, вернув легитимность престолу, о чём радостно сообщил своему верному вассалу князю Дмитрию. Обменявшись дарами и посольствами, каждый занялся своим делом.

В расширенной "пространной" версии принцип тот же, но гораздо больше говорильни. Появляются дополнительные культовые детали: непосредственная угроза христианству, грамота–напутствие от Сергия Радонежского, поддержка Богом, ангелами и отдельными Святыми в ключевые моменты сражения, подробное грехопадение предателя — Олега Рязанского и чудесная неуязвимость князя Дмитрия, сражавшегося в первых рядах. Брянский боярин Александр Пересвет упоминается в обоих вариантах в списке знатных погибших, но ни о каком поединке речи не идёт. Челубей, как персонаж, отсутствует.

Сказка ложь, да в ней намёк

Ещё больше подробностей в "Задонщине", написанной в лучших былинных "гой–еси" традициях. В тексте полно соколов, кречетов и борзых коней, но всё так же нет Челубея. Зато Пересвет, бывший брянский боярин, становится чернецом в золочёных доспехах, а до кучи ещё и старцем. По ходу повествования появляется его собрат–монах Ослябя, подающий длинную патриотическую реплику. Тема братства пронизывает эпическое произведение, не до конца даже ясно кто более славен: князь Дмитрий Иванович Московский или его кузен Владимир Андревич Серпуховской. В финале Мамай, с какого–то перепуга наречённый царём, бежит в Кафу, пытаясь укрыться у фрягов (генуэзцев). Однако ушлые европейцы посылают его ещё дальше, попутно обзывая Русскую землю "Залесской ордой", что невольно наталкивает на мысли о её грустном статусе.

Но самый апофеоз ожидает нас в "Сказании о Мамаевом побоище". Тут уже всё по–взрослому: с дьяволом, подбивающим клинья к Мамаю, стартовым поединком богатырей, активным участием не только Сергия Радонежского, но и хитрожопого митрополита Киприана, и, конечно же, секретным засадным полком, ставящим финальную точку в противостоянии. И не когда–нибудь, а точно в 8 часов вечера. Вдумайтесь сами: 8 сентября 6888 года в 8 вечера, магия цифр поистине завораживает!

В тексте существует ряд неточностей: например, вместо Ягайло союзником Мамая фигурирует Ольгерд, померший за три года до битвы, с другой стороны — кто этих литовцев разберёт. Митрополит Киприан, посылающий респекты из Москвы, тоже нонсенс — на тот момент владыка сидел в Киеве и был с Дмитрием в жутких контрах. Спорен 40–километровый марш–бросок московского князя за благословением к Сергию, ещё и непосредственно перед битвой. И совсем удивительно, как фигура Дмитрия Донского блекнет на фоне его двоюродного брата Владимира Серпуховского. Пока великий князь отлёживается раненым в роще под берёзкой, родственник фактически куёт победу. Казалось бы, с чего это, пока не вспомнишь, что Троицкий монастырь, где писалось "Сказание", славен не только отцом–основателем Радонежским, но и относится к вотчине самого Владимира Андреевича. Как говорится, каждый кулик хвалит своё. На мелких недочётах, по типу флажков (яловцев) на шлемах, характерных для века последующего, нет смысла останавливаться.

В результате не знаешь во что верить: идея определённо хороша, — нарисовать широкую историческую панораму, но все эти фальшивые вставки и дополнения нивелируют общую картину.

Место встречи изменить нельзя

История определения точного места сражения не менее феерична. В 1820–е рязанский помещик, сенатор, краевед и масон Степан Нечаев обнаружил Куликовское поле прямо у себя в имении, ориентируясь по окрестным деревням Куликовкам. Скупив у местных землепашцев все артефакты, найденные ими в земле, любитель археологии открыл в усадьбе тематический музей. На волне успеха, заручившись высочайшей милостью, Степан Дмитриевич отгрохал ещё и шикарную стеллу, прославляющую триумф русского оружия. Позже к ней добавился музейный комплекс. Жаль, но сбор средств на Храм Сергия Радонежского забуксовал до начала следующего века, и торжественный парад, посвящённый 500–летию битвы, помещик тоже не увидел. Зато империя обрела символ своей сакральной победы, и если бы не циничные археологи, продолжала радоваться ему до сих пор. Признав ошибочность выбранных Нечаевым ориентиров, историки ввели новый термин — "Большое Куликово поле" (в противовес "Малому", где стоят памятники) и расширили ареал поисков. Отряды научных копателей отрыли на Большом Куликовом сотни поселений, стоянок и могильников. Не нашли лишь самого главного: следов великой битвы, которой прославилась эта местность. В ход идёт куча отмазок, в виде агрессивного чернозёма, едких советских удобрений и голодных диких зверей, но проблему отсутствия массовых захоронений с фрагментами вооружения это не решает.

А по бокам мёртвые с косами

Ещё большими вилами по воде писано количество участников знаменитого сражения. Древнерусские источники рисуют цифру в 110, 150, 300 и даже 400 тыс. кованых ратников под началом князя Дмитрия. Поэтическая "Задонщина" на голубом глазу рапортует о 253 тыс. убитых только с нашей стороны, погибшие татары не поддаются исчислению. При этом большинство исследователей склоняется, что изначально войско Мамая превышало русское, как минимум втрое. То есть при самом распространённом раскладе (из учебника истории) в 150 тыс. русских воинов, татар должно было быть в районе полумиллиона. А теперь давайте представим расстановку 650 тыс. бойцов на скромном Куликовском поле площадью до 10 кв. км. С учётом того, что монгольская конница в походе предпочитала иметь по три лошади на каждого всадника. И это мы ещё не говорим об обозах и необходимом фураже для скотины. Ну и в конце концов, куда подевалась потом вся эта прорва трупов?

Если без фанатизма подходить к "краеугольному камню российской истории", то даже цифра в 15 тыс. с нашей стороны и 40–50 с татарской не выглядит чрезмерной. Не будем забывать, что Мамай не был полновластным хозяином Орды, да и за Дмитрием пошли лишь отдельные русские и литовские отряды (порядка двух десятков). А поскольку профессиональная княжеская дружина редко превышала 500 человек, общая сумма может получиться ещё скромнее.

Несвятой князь Дмитрий

Остаётся животрепещущим вопрос: почему РПЦ так долго отказывалась канонизировать московского князя Дмитрия. Да и Донским его нарекли уже во времена Ивана Грозного, до этого прозвище относилось к серпуховским князьям, начиная со славного Владимира Андреевича. Не было даже боевой награды имени победителя Куликовской битвы, в отличие от того же Алесандра Невского, не говоря уже о Кутузове, Суворове или Хмельницком.

В биографии Дмитрия Ивановича есть грустная страница — бегство в 1382 году из Москвы от наступающих войск Тохтамыша. Историки застенчиво называют его вынужденным манёвром, находя ряд оправданий. Действительно, через два года после Куликовской битвы новый хан отправился получать ту самую дань (выход), которую безуспешно добивался Мамай. Только Мамай тот ханом никогда не был и, соответственно, все его притязания были беспочвенны, а тут законная власть, хотя и в изменившейся ситуации. По словам летописца, Дмитрий не хотел идти против царя, жёсткая вертикаль власти сидела у него под коркой. По другой версии — специально отправился собирать войско в Переяславль, ввиду разногласий среди своего окружения.

Факт, что Москва оказалась брошена, и Тохтамыш показательно сжёг её. После чего Дмитрий ещё и заплатил ему 1300 рублей, вместо полагающихся 2000. Много это или мало сказать сложно, но за десятку можно было купить целое село.

Самое интересное, что Церковь ему этот побег простила. Неприятие Дмитрия в качестве святого вызвали банальные разборки из–за вакансии митрополита. В 1378 РПЦ двигало туда Киприана, а у Дмитрия был свой кандидат — личный духовник Митяй–Михаил. Князь сделал всё, чтобы внедрить его во главу Московской епархии, но тот не вовремя умер, и утверждённый Киприан предал строптивого князя анафеме! Страшно подумать насколько — Донского сделали святым уже при Горбачёве, спустя 608 лет после Мамаева побоища.

P. S. Вишенкой на торте

И всё–таки не это главное в судьбе великого князя. Дважды, в 1378 на реке Воже и в 1380 в устье Непрядвы, он показал всем, что страшных монголов можно бить. Создал, так сказать, прецедент, и изменил отношение к проблеме. Тема "божьего наказания" закрылась, и избавление от "поганых" стало вопросом времени. Другое дело, что Куликовская битва подарила ханский престол Тохтамышу, и процесс освобождения основательно подзатянулся. Но ведь не даром Василий Осипович Ключевский писал: "Русь родилась на Куликовом поле, а не в скопидомном сундуке Ивана Калиты!" И в это хочется верить. Такая вот ботва, дорогие друзья. И спасибо вам за внимание.

кдпв: Павел Рыженко, "Победа Пересвета", 2005

Для желающих углубиться:

1. Краткая повесть

2. Пространная повесть

3. Задонщина

4. Сказание

5. Лекции профессора Данилевского

6. Версия профессора Пенского о численности войска князя Дмитрия

Не узнаю вас в гриме

Говорят, "Ночной дозор" не только наиболее значимая, но и самая прикольная картина Рембрандта Харменса ван Рейна. И если смахнуть привычную паутину хвалебных од и рецензий, на потемневшем полотне отчётливо проступит насмешливая улыбка великого мастера. А пока восхищённая публика внемлет вершине художественного гения, некоторые, излишне наблюдательные, исподтишка пялятся на тень от левой руки капитана Франса Баннинга Кока, тянущуюся к гениталиям своего сослуживца, лейтенанта Виллема ван Рёйтенбюрга. На месте которых у того задорно торчит лезвие увесистого копья. Верзила–капитан даже снял по такому случаю перчатку и, если напрячь зрение, кажется, что обе перчатки — правые (реально, нет).

— Имею полное право, — казалось бы говорит нам его внушительный облик.

— Да мы и сами с усами, — вторит ему расфуфыренный коротышка–лейтенант, выставив вперёд свой фаллический протазан. Его жемчужно–пастельный наряд в золотых кружевах перекликается с другим светлым пятном — странной девочкой с лицом умирающей Саскии и дохлым петухом за поясом. Шестипалый мушкетёр в красном по соседству воспринимается уже как нечто, само собой разумеющееся.

Судьба полотна, подобно большинству выдающихся шедевров, трагична — его коптили и чернили, превратив день в ночь, обкорнали по краям, запихивая на новое место, забывали, находили и, в конце концов, дважды исполосовав ножами, облили серной кислотой. Роковая судьба автора ничем не лучше: 1642 год поделил его жизнь пополам, добавив к потерям матери и трёх детей, смерть любимой жены и наметившееся банкротство. Сложно сказать, как не самая лучшая (зато самая большая) работа Рембрандта, стала его визитной карточкой. Тем более, что встретили её, мягко говоря, неоднозначно. И на то были свои причины: из 18 джентльменов, заплативших по 90 гульденов за право увековечить свой лик, по меньшей мере 16 имели повод для недовольства. Вместо классического группового голландского портрета, со степенными и основательными господами в чёрном, они получили пёструю толпу комедиантов, изображающих опереточные страсти. Заказчики с трудом находили свои лица, а капитан Кок и вовсе попросил переписать себя, для хотя бы отдалённого сходства! Невольно возникали вопросы: кто все эти 16 "безбилетников", бесцеремонно вклинившиеся в их ряды? И почему персонажи разбрелись куда попало, а под ногами у них путаются чьи–то дети, собаки и даже карлики?

— Или так, или никак! — отрезал упёртый сын лейденского мукомола, категорически отказавшись вносить коррективы. В воздухе ощутимо запахло скандалом и потерей клиентской базы.

Специи передайте, пожалуйста

Эстетствующий кино–литературный деятель Питер Гринуэй в двух своих лентах попытался представить "Ночной дозор" зашифрованным арт–посланием с детективным сюжетом. Вышло немного бредово, но исключительно художественно. Не менее интересна версия Маргарет Кэрролл, профессора из штата Массачусетс, определившей всё происходящее, как тонкий стёб: мушкетёры Амстердама, десять лет не нюхавшие пороха, желают выглядеть круто!

Воинский пыл Соединённых провинций давно остался в прошлом, практичные бюргеры не считали нужным содержать дорогостоящую регулярную армию. Их можно понять, с конца перемирия все сухопутные конфликты, затрагивающие интересы Нидерландов, не распространялись дальше приграничных районов. В случае необходимости, проблемы решали наёмные головорезы, а всё внимание Генеральных Штатов было приковано к морю — шутка ли, республика располагала самой большой торговой флотилией в мире.

Заложив основы морского могущества массовым засолом сельди и демпингом в грузоперевозках, жители Низинных земель, вслед за конкурентами, проникли в Индийский и Тихий океаны. Выдавив ненавистных португальцев со сказочных Островов специй, голландцы построили свой золотой век на гвоздике, корице и мускатном орехе (ну может, отчасти, грабежах и работорговле). Сухопутная армия не вписывалась в их далеко идущие планы: основательно урезав её бюджет, городским лоботрясам оставили возможность бряцать оружием и превращать свои подразделения в подобие частных мужских клубов.

А в это время их земляки, жёсткие предприимчивые парни из голландских торговых корпораций, ковали величие нации на других концах света. В год, когда 16–летний Рембрандт успешно копировал затейливую мазню своего учителя Питера Ластмана, на далёком индонезийском острове голландцы устроили резню, повлиявшую на ход всей дальнейшей истории. Утопающие в зелени Острова специй в Моллукском архипелаге облюбовали ещё арабские негоцианты, гнавшие гвоздику и мускатный орех в Древний Рим и Египет. В 1512 году глава португальской экспедиции Антониу ди Абреу нашёл в океане источник их обогащения, обеспечив Португалии баснословный доход и господство в Европе. Ступив на берег, обалдевшие от счастья матросы очутились в тени мускатных деревьев, плоды которых, помимо кулинарных достоинств, гарантированно "защищали" от чумы и ценились наравне с золотом. Можно представить себе досаду испанской короны, когда через 100 лет боевики Ост–Индской компании вышибли оттуда её верных португальских сателлитов. Для поддержания сверхвысоких цен на специи голландцы ввели контроль популяции мускатных и гвоздичных деревьев, выжигая излишки и жестоко наказывая аборигенов за "сверхлимитную" поросль. Под раздачу попали несколько тысяч местных "мичуринцев". Только в XIX веке обнаружилось, что туземцы были не виноваты — семена по островам распространяли птицы. Факт, что атмосфера на архипелаге сложилась нездоровая, конкуренты рыскали по округе в поисках "неучтёнки", и корабли генерал–губернатора Яна Петерзона Коэна не успевали топить коварных "нарушителей конвенции".

Даёшь республику в массы

Скандал разразился 9 марта 1623 года, когда 10 английских торговцев, 9 японских охранников и один португалец после пыток и допросов были казнены на острове Амбон, поставив жирный крест на сотрудничестве двух морских держав. Наличие преступного заговора остаётся на совести дознавателей, однако каждый раз, когда политическая ситуация требовала полить голландцев грязью, англичане вспоминали им этот инцидент. Со временем он оброс ужасающими подробностями, обрёл литературное воплощение и стал символом всех трёх англо–голландских кампаний. Но экспансия воинственных республиканских протестантов на этом не закончилась. На следующий год после казни, 30 семей уроженцев Амстердама основали Новые Нидерланды в Северной Америке. И Петер Минейт (или Минуит), генерал–губернатор уже Вест–Индской компании, выкупил целиком остров Манхэттен у индейцев–ваппингеров, отдав за него партию бус и рыболовных крючков общей стоимостью в 60 гульденов. А когда благодарные ваппингеры надумали искать защиты от могавков у своих новых друзей, голландцы их попросту вырезали: ненужные склоки вносили нервозность и сумятицу в процветающий пушной бизнес в устье Гудзона.

Ещё через три года прославленный капер и по совместительству адмирал Вест–Индской компании Пит Хайн захватил караван "Серебряного" флота Испании, обогатив альма–матер на 7 млн. гульденов. Испанцы, перевозившие 178 000 фунтов серебряных слитков (вкупе с золотом, жемчугом и грузом драгоценного индиго) не успели даже пикнуть, как были взяты на абордаж. Добычи Хайна хватило, чтобы профинансировать вторжение голландцев в Южные Нидерланды и отбить у католиков родной город Иеронима Босха Хертогенбос (и не только!). На этом пыл республиканской армии иссяк, — средства кончились, и воссоединение с фламандцами не получилось. 10 последующих лет бравым стрелкам и копейщикам оставалось вспоминать былое, обвешивая стены своими парадно–выходными изображениями, в ожидании новых спонсоров. За это время их героические соплеменники успели закрепиться на Суматре, в дельте Амазонки и Цейлоне, высадиться на Виргинских островах и Мартинике, организовать поселения в Южной Африке и факторию под Нагасаки, захватить Луанду в Анголе, обеспечив бразильские плантации рабами, повоевать с испанцами в Атлантике, выбить португальцев с Золотого берега, половить китов на Шпицбергене, завезти в Европу картофель и извести на Маврикии забавную птицу додо. И никаких интригующих групповых портретов в стиле "их разыскивает милиция"!

P. S. Великий голодранец

За циклопических размеров полотно в 16 кв. метров, из–за которого отец световых эффектов Караваджо перевернулся бы в гробу, Рембрандту отвалили 1600 гульденов. Неплохие деньги если учесть, что скромные "бунгало" на окраине Амстердама стоили в районе пяти сотен. Но в 1642 у него уже был свой дом: престижный 3–этажный особняк на Бреерстрат за 13 тысяч. И самый модный голландский портретист не сомневался, что может себе его позволить. Однако судьба распорядилась иначе: выплатив первую четверть, Рембрандт надолго потерял к этому интерес, пока публика теряла интерес к нему самому. Когда через 13 лет приставы пришли описывать имущество художника, долг Рембрандта вырос до 17 тысяч, а дом ломился от богатейшей коллекции. Об этом нечасто вспоминают, но первый тревожный звоночек прозвучал в год "Ночного дозора": умирающая Саския за 9 дней до конца переписала своё завещание на годовалого сына Титуса, понимая, что муж безрассудный мот.

Воспринимая искусство через призму устоявшихся мнений, зачастую мы видим только то, что умело вкладывается нам в уши. Дьявольская улыбка Моны Лизы загадочна и обворожительна, последняя трапеза Иисуса у Леонардо полна всепрощения, а рука микеланджеловского Адама тянется навстречу Создателю в тщетной попытке прикоснуться: божественное невозможно соединить с человеческим. Три величайших итальянских творения в копилке главных шедевров европейской школы. Четвёртым номером идёт наше нетленное, слегка обрезанное с краёв, полотно сына мельника из Лейдена. О картине написаны тонны, но вот что хотел донести до зрителей автор — решать вам. Такая вот ботва, дорогие друзья. И спасибо за внимание.

Трудно быть богом

Говорят, наш замечательный соотечественник Николай Миклухо–Маклай всячески отказывался от секса с туземными цыпочками. И на то были веские причины. Проснувшись как–то в гостях, в папуасской деревне Гумбу, отважный путешественник почувствовал, что не один на своей лежанке. Чьё–то гибкое и податливое тело скользнуло к нему, прижавшись в кромешной тьме.

— Ну уж нет, — подумал Миклухо, нащупав упругую женскую грудь. — Только баб мне здесь не хватало.

Достойный учёный встал и произнёс фразу, навеки врезавшуюся в память коренного населения острова:

— Ни гле, Маклай нангели авар арен!

Что в переводе с папуасского означало: "Ступай, Маклаю женщины не нужны". Утвердив имидж парня с другой планеты, Николай Николаевич лёг и постарался уснуть. Ему шёл 26 год.

Однако в следующий свой приезд в Новую Гвинею, он всё–таки уступил проискам местной красавицы, с улыбкой наблюдавшей за действиями белого человека. "Предполагаю, что папуасские ласки мужчин иного рода, чем европейские" — написал Миклухо в своём дневнике, — "Бунгарая с удивлением следила за каждым моим движением и часто улыбалась. И я не думаю, что это было только следствием удовольствия".

Поражённые папуасы вообще не понимали, как взрослый половозрелый мужчина может так долго обходиться без женщины. В их немудрящей жизни секс являлся основой основ, а его отсутствие — потерей потерь. Понимая всю тяжесть ложащейся на их плечи ответственности, папуасские дамы готовились к нему с самого юного возраста.

Ягодичная феерия

Это сейчас сочные разноцветные красотки эффектно трясут ягодицами на каждом углу. В пуританском XIX веке подобным искусством обладали лишь жительницы экзотических островов. И расхожая фраза "шевели булками" приобретала для них особый прагматический смысл. Исследуя местный быт, Миклухо–Маклай заметил, что туземные женщины при ходьбе так двигают своими филейными частями, что те поворачиваются по широкой амплитуде. Мужчины при этом оживляются, восхищённо блестя глазами. И их можно понять: начиная 7–8 лет девочки неустанно оттачивают своё мастерство в многочасовых тренировках. Один раз Николай Николаевич встретил малышку, которая размахивала задницей сутки напролёт.

— Её муж будет доволен, — жёстко отрезала мать девочки, видя недоумение исследователя, — иначе они не смогут хорошо спать!

Что вытворяли папуасские умелицы в момент супружеского соития, можно только догадываться. Отголоски той ягодичной феерии мы до сих пор видим в некоторых музыкальных клипах и фантастических фильмах для взрослых. Факт, что тогдашние туземцы скрывали свои чувства, а Миклухо унёс свой секрет в могилу. И пусть злые языки утверждают, что нынешнее население Новой Гвинеи на четверть состоит из его потомков, ученым двигала высокая цель, несовместимая с сексом, и о ней мы поговорим самым серьёзнейшим образом.

Патагонские гиганты

Вся эта расовая нацистская белиберда Ганса Гюнтера с яйцеголовыми нордическими блондинами родилась не на пустом месте. Человечество давно озаботилось проблемой доминирования одних групп населения над другими, пытаясь подвести под неё научную и законодательную базу. Ещё древние греки намекали, что чернокожие трусоваты по своей природе, и только белые люди мужественны и отважны. Но это были невинные цветочки, буйно заколосившиеся с наступлением эпохи Просвещения. Новый рациональный мир раскололся на два лагеря: сторонники идеи моногенизма утверждали единое происхождение всех человеческих особей, в то время как полигенисты настаивали на индивидуальном развитии каждой разновидности в отдельности. Теория полигении давала большое поле для манёвра, и вскоре ловкий французский граф де Булинвилье разделил тамошнее общество на победивших франков–аристократов и подчинённых галлов–колхозников. Себя он, разумеется, относил к первым. Нет смысла рассказывать обо всех учёных мужах, ломавших копья в данном вопросе, но подлинный прорыв совершил Карл Линней, выделивший у людей пять больших групп, объединённых по географическому признаку. Справедливые холерики американцы соседствовали у него с изобретательными сангвиниками европейцами, а надменные меланхолики азиаты с коварными флегматиками негроидами. Был ещё пятый класс, но входящие в него патагонские гиганты, альпийские гномы и одичалые дети до сих пор вызывают некоторые сомнения.

Железный транквилизатор

Многочисленные сторонники Линнея подчёркивали: мэтр не имел ввиду превосходство одной разновидностей людей над другой, и в этом с ним солидарен Бенджамен Раш, чья подпись стоит на Декларации Независимости США. Замечательный врач пришёл к выводу, что негры больны особой формой проказы, призывая белых помогать несчастным и ни в коем случае не поддерживать с ними половых контактов. Раш вообще был очень интересным человеком, он пытался лечить преступников, как душевнобольных, и изобрёл для этого успокаивающую машину–транквилизатор. Зато его современника Кристофа Майнерса иначе, как паршивой овцой не назовёшь. Немецкий историк и философ поделил человечество на прекрасную добродетельную белую расу и уродливую звероподобную чёрную. Индейцы и славяне приравнивались к последней. Майнерс считал, что негры меньше восприимчивы к боли, лишены чувств и морали, и, фактически, животные. И в этом с ним, в той или иной степени, солидарны и Гегель, и Кант, и Монтескье, и более поздние Ницше с композитором Вагнером, и, конечно же, обедневший граф Жозеф Артюр де Гобино, автор любимой арийской теории доктора Геббельса. И самое главное, всё это чудесным образом ложилось на рельсы дарвинского учения с его естественным отбором и выживанием наиболее приспособленных.

Охота за черепами

Чтобы оправдать свои частно–хищнические интересы, к концу XIX века злоипучие империалисты придумали себе особую породу хозяев планеты: нордическую (арийскую) североевропейскую расу. Идею определять её по форме головы была взята из арсенала антропологов, к тому времени уже начавших замерять ископаемые черепа штангенциркулем. И тут возникла серьезная проблема: в стройных рядах узкоголовых нордических долихокефалов (с достойными 72–75.9% отношения ширины черепа от его длине), периодически попадались короткоголовые брахикефалы (с возмутительными 81% и выше). Которые тем не менее считали себя такими же настоящими немцами, шведами или англичанами. "Во всём виноваты смешанные браки!" — провозгласили учёные и отправились искать чистую единокровную расу для исследования. Такими уникальными, изолированными от внешнего воздействия землянами, оказались папуасы. В ноябре 1870 году к неизученным берегам Новой Гвинеи отправился русский военный корвет "Витязь" с единственным пассажиром на борту. Молодой этнограф и биолог Николай Миклухо–Маклай собрался внедриться в местное племя и собрать необходимую доказательную базу. Николай Николаевич был убеждённым моногенистом и считал, что все люди подобны. В интернетах часто пишут, что для чистоты дальнейших экспериментов, он полностью исключил половые отношения с туземками, но сам этнограф об этом скромно умалчивает.

Нордические папуасы

Говорят, чтобы сына сразу же не сожрали, госпожа Миклухо–Маклай продала все свои семейные ценности, гранта Русского географического общества не хватало на подарки туземцам. На деле мудрая Екатерина Семёновна, всю жизнь поддерживающая своего Колю, отказалась рисковать наследием детей, предоставив среднему сыну самостоятельно изыскивать средства. Маклая спонсировали всем миром: кто–то помогал инструментами, кто–то приборами, кто–то собирал деньги. С подачи добрых людей экспедицией заинтересовались Великие князья, и вскоре нашёлся военный корабль, готовый изменить курс и даже забрать то, что останется после исследователя на следующий год. Но путешественник выжил, и общество получило уникальные свидетельства жизни первобытных людей, никогда не соприкасавшихся с цивилизацией. Не забыл Маклай и о расовой теории. Аборигены, не чаявшие в нём души, позволяли измерять себя вдоль и поперёк, и даже сдавали черепа родственников в обмен на ножи и гвозди. Единственное, с чем они отказывались расставаться — нижние челюсти предков, бывшие предметом особого почитания. Папуасы поначалу все оказались долихокефалами, прямо как нордическая раса. Но в декабре 1872 года, когда за Маклаем пришел клипер "Изумруд", и туземцы втащили его на корабль обессилевшего от лихорадки, кто–то из них раздобыл три черепа, ставшие открытием. Их нашли в соседней деревне, и это были самые настоящие брахикефалы.

P. S. Люди везде люди

Из всего этого Николай Николаевич сделал главный вывод: "…размеры черепа дают важный, но не решающий признак для различения человеческих рас". По сути арийская теория потерпела крах. Наверное, не зря Лев Николаевич Толстой писал нашему герою: "Вы первым доказали, что человек везде человек". К сожалению, императорский дом Романовых, до этого обожавший прирастать территориями, не выказал интереса к новогвинейскому побережью. Папуасы, всю жизнь ждавшие возвращение своего Маклая, достались немцам с англичанами. Такая вот геополитическая ботва, дорогие друзья. Спасибо за внимание.

кдпв: Николай Миклухо–Маклай с папуасом Ахматом в перерыве между первым и вторым посещением Новой Гвинеи, 1874 или 1875, Малакка. Отважный путешественник отличался довольно слабым здоровьем, все его экспедиции — бесконечная борьба с самим собой. 14 апреля 1888 года 41–летнего учёного не стало, недавно была 130–я годовщина.