39 постов
40 постов
80 постов
34 поста
1 пост
75 постов
3 поста
33 поста
27 постов
8 постов
6 постов
21 пост
8 постов
33 поста
9 постов
1 пост
2 поста
2 поста
4 поста
3 поста
1 пост
1 пост
Для меня было сюрпризом, что Дибров в той давней полемике (это был ПРЯМОЙ эфир из "Атриума") вернулся к нацидеи:
В этом же разговоре был и элемент фирменного стёба от Олега Янковского (Я ВСЕГДА ВЕСЬ В БЕЛОМ):
А начало полемики с подачи Марка Рудинштейна здесь:
– Фильм «Калина красная» стал просто лидером проката полвека назад.
– А ведь случайно появился, не запланированный был фильм. Папа вообще работал на студии Горького. И успел-то на «Мосфильме» поработать всего последние полтора года перед смертью (1973-1974 год – Е.Д.).
Он вообще всегда мечтал снять картину о Степане Разине. Вот это была его мечта. Не давали комиссии сценарно-редакционные, потому что слишком много там планировалось сцен натуралистических, о жестоких расправах над врагами. В шукшинском сценарии «могучий заступник крестьянства» Разин был выписан как образ сильного русского народа. Такой герой его очень занимал, и он очень хотел фильм снять. Но не давали.
Потом в итоге он написал роман. Сначала был сценарий: «67-й год». Потом роман «Я пришёл дать вам волю». Но до этого был опубликован рассказ «Стенька Разин», а с завершением первой книги «Любавиных» Степан Тимофеевич появляется в замыслах папы как персонаж программного произведения.
После этого романа все-таки Госкомитет Совета Министров СССР по кинематографии выделил 4,5 миллиона на эту картину. Но вот коллеги, маститые режиссёры, коллеги по студии Горького не очень это всё оценили, потому что, ну, 4,5 миллиона по тем временам это были огромные деньги. И как бы вся студия и все её производственные мощности, в общем-то, понятно, должны были работать на эту картину.
И тогда на заседании художественного совета (там и Марк Донской был, и Лиознова, и Сергей Герасимов, и Ростоцкий Станислав) картину не приняли и сказали вообще прекратить все предварительные работы, которые уже начались. Папа тогда короткую записочку написал: «Ну, пусть отныне судьбу С комсомольским задором. Тошно».
И перешел на «Мосфильм» как раз вот к Бондарчуку, который был не против [экранизации] Степана Разина.
Но сказал, ну сначала давайте, картину полегче. И вот эта «картина полегче» появилась – «Калина красная». То есть это абсолютно не запланированная история.
– Нам не дано предугадать.
– Да, ну вот нет худа без добра.
И тут, казалось бы, приступить к съемкам, но опять Сергей Федорович предложил ему сняться в его фильме «Они сражались за Родину», который как раз запускался. У папы душа не лежала, он не хотел. Потому что, ну понятно, отвлекало всё от главного замысла, он «болел» Степаном Разиным, но понятно, что с начальником не поспоришь.
И в итоге мы получили второй фильм, один из самых лучших фильмов о Великой Отечественной войне. Фильм получился потрясающим.
И слава Богу, что, конечно, там снялся папа.
И там, за два дня до окончания съёмок «Мосфильм» подписал его заявку на съёмки картины о Степане Разине. Но за два дня до окончания съёмок «Они сражались за Розину» папы не стало. Нашли его мёртвым в каюте на пароходе, где вся съёмочная группа жила.
В СМИ тиражировалась теория заговора: Шукшина устранили именно из-за предстоящего фильма, который мог взывать нежеланный резонанс. Свидетели, побывавшие в той каюте, вспоминали странный пряный запах, напоминающий то ли миндаль, то ли корицу, что сгенерировало слухи об отравлении писателя-актёра. Другим косвенным доказательством этой версии числят отказ от повторного вскрытия в Москве, несмотря на волю родных.
Вскрытие, проведённое в Волгограде, озадачило медиков. По утверждениям патологоанатомов, сердце Василия Макаровича выглядело старческим — ткани напоминали «тряпочку». Эксперты удивились, как он дожил до 45-летнего возраста с таким сердцем.
Вдова, Лидия Федосеева в 1996 году заявила, что Шукшина убили — ведь никаких проблем с сердцем у него никогда не было.
Более того, перед съёмками по настоянию Бондарчука Шукшин обследовался в Центральной кремлевской больнице. Проблемы были с язвой – ему запретили курить. Однако кардиограмма показала, что с «мотром» – полный порядок.
Несмотря на язву, которая уже начала зарубцовываться, врачи разрешили Шукшину пить кофе. Порой за ночь, сидя за печатной машинкой, писатель выпивал несколько десятков чашек. Но мог ли любимый напиток подорвать сердце так быстро?
Правды мы не узнаем, но факт, что его именно его последнии работы (и актёрские, и режиссёрские) сформировали хрестоматийный облик иконы советского кинематографа.
Меня упрекнули, что, мол, сравнил здесь (это беседа 10-летней давности) иноагента с Юлианом Семёновым, то есть есть совсем одарённые зрители:
Никита Сергеевич мастерски умеют выходить из неловких ситуация. И в чувстве юмора ему не откажешь:
Дело в том, что когда тебя ассоциируют, скажем, с доктором Трилецким в «Механическом пианино» («Неоконченная пьеса для механического пианино» – фильм Никиты Михалкова, снятый по мотивам произведений Антона Павловича Чехова «Безотцовщина», «В усадьбе», «Учитель словесности», «Три года», «Моя жизнь» и др. – Е.Д.), то после этого невероятно интересно сыграть вот такого мерзавца, но я вам должен сказать, что как в возмещение этого убытка потом был снят «Жестокий романс», о герое которого женщины писали: «Ну, и подлец, – писали мне, – но хоть бы денёк с таким пожить». Дефицит мужского начала уже тогда сказывался.
- говорил мне Михалков в одной из наших бесед.
* признан в РФ иноагентом.
Альбина Назимова пыталась (и преуспела в этих попытках) переписать и свою биографию (достойную экранизации), и биографию Владислава.
Ровно 20 лет назад, когда я был главредом журнала КАРЬЕРА, меня позвали на НТВ, хотели взять советов про образование и были изумлены, когда я рекомендовал учить китайский:
И чтобы два раза не вставать ©, в той же передаче лаконично объяснил, для кого американское образование лучше, а для кого - советское.
В минувший вторник был день рождения Людмилы Зыкиной, но я был в бане.
– Не знаю, как для кого, но для меня было большой неожиданностью даже не то, что Борис Моисеев назвал вас среди своих любимых леди, а что пригласил участвовать в собственном юбилейном шоу.
– Для меня это не стало сюрпризом. Не могу сказать, что столь уж внимательно слежу за творчеством Бориса и его трио “Экспрессия”, но что мне знакомо, позволяет с уважением относиться к этому человеку. Я догадываюсь, чем вызвано ваше недоумение. О Борисе болтают много всякого. Но, по-моему, вы уже имели возможность убедиться, что я не питаю доверия к слухам, полагаясь на собственное мнение. В Моисееве я ценю художника.
– Если не секрет, что вы испытали, когда Борис на сцене назвал вас своей мамой?
– Что может чувствовать женщина в такую минуту? Словом «мама» не бросаются… Говорить о том, хотела ли бы я иметь такого сына, как Борис, наверное, в данной ситуации несколько смешно, поэтому я просто отвечу вам, что подобное отношение людей к себе нужно завоевать. Равно, как и ценить его.
Чтобы закончить “моисеевскую” тему, скажу, что не надо торопиться записывать меня в старорежимные ханжи. Я в состоянии воспринимать новое, современное (напомню, «нововзглядовское» интервью 1993 года – Е.Д.).
– Словом, нынешний шоу-бизнес вас не шокирует?
– Я говорила сейчас о другом. Если же касаться темы шоу-бизнеса, то я не приемлю сам этот термин, его внедрили те дельцы, которые стремятся поскорее любой ценой набить свои карманы. Для них нет специальной разницы, торговать ли колготами в коммерческом киоске или женским телом на сцене.
Речь нужно вести о культуре. Её теперешнее положение меня действительно шокирует, больно ранит. Голова кругом идет от засилья бездуховности, безвкусицы, непрофессионализма. Куда ни глянь – или орущие патлатые юнцы с гитарами, или обнаженные девицы…
Еще раз повторю: я не ханжа. Помню, смотрела стриптиз в Лондоне. Это было настоящее искусство. Я, женщина, с интересом и волнением следила, как красиво на сцене раздеваются пять артисток – ни намека на пошлость! Была и в парижском “Лидо”, где измученные девушки отрабатывают по нескольку сеансов в день. Но то, что происходит у нас, ни с чем не сравнимо.
По моему разумению, настоящая женщина вообще никогда не должна показывать свою наготу мужчине. Даже любимому. Даже мужу.
– Людмила Георгиевна, вы это серьёзно?
– Могу вам сказать, что я ни разу в жизни не видела голыми ни мать, ни отца. А ведь мы долгое время жили в одной комнате! Родители никогда не позволяли себе появляться обнаженными не только передо мной, но друг перед другом.
– Теперь я начинаю понимать, почему так долго твердили, что в СССР ХХХХа (Дзен считает это слово из четырёх букв возмутительным, поэтому сами догадайтесь, что это такое – Е.Д.) нет. Под ним, очевидно, подразумевалось нечто позорное и грязное, чем можно заниматься только в темноте, плотно укутавшись одеялом.
– Никогда нельзя раскрываться полностью, должна оставаться в женщине какая-то загадка, таинственность.
– А как же древние, ваявшие обнаженную женскую натуру? Неужели кто-то разгадал тайну Венеры или Афродиты? Впрочем, оставим эту тему. Я хоть и обескуражен, все же рискну задать вопрос о ваших поклонниках.
– Да, я нравлюсь мужчинам, у меня было много почитателей. Но я любила немногих. Те, кто нравился мне, почему-то меня боялись и стали признаваться в любви лишь много лет спустя. Такова, наверное, судьба всех сильных женщин. Я всегда все делала сама, не рассчитывая ни на чью помощь. Хотя, конечно, временами так хотелось почувствовать себя слабой и зависимой…
– У вас очень уютно в квартире. Можно спросить, с кем вы живете, Людмила Георгиевна?
– Одна. К сожалению, у меня нет родных братьев и сестер, а сводный брат, для которого я очень много сделала, повел себя непорядочно. Ради него я разменяла квартиру, он получил отдельную, в этом же доме, и сдал ее каким-то людям. Своих детей отвез за пятьсот километров от Москвы, в деревню, где купил дом… (напомню, «нововзглядовское» интервью 1993 года – Е.Д.)
Я забрала от этого пьяницы племянницу в интернат, на выходные девочка приходит ко мне.
– Хозяйством вы занимаетесь сами?
– Готовить очень люблю. А вот убирать в квартире – не моя стихия, поэтому несколько раз в месяц домработница делает генеральную уборку.
Ещё мне нравится вышивать картины. На даче есть копия Ренуара, которую, говорят, даже трудно отличить от подлинника.
Сплю я мало, не больше пяти часов. Встаю очень рано, по утрам мне хорошо работается.
– Материальных затруднений, надо полагать, вы не испытываете?
– Если б жила на пенсию, наверное, сталкивалась бы с проблемами, а так… Я никогда не гналась за богатством. На гастролях нередко суточными довольствовалась, за рубежом часто вообще за гроши выступала. Правда, однажды в Австралии мне решили платить по тысяче долларов за концерт. А концертов было семьдесят. Представляете? Я не знала, что делать с такой кучей денег. До сих пор все не потратила, что-то ещё осталось (напомню, «нововзглядовское» интервью 1993 года – Е.Д.).
– Потихоньку продаете, наверное, валюту, меняете на рубли?
– Что вы! Я в жизни ничего не продавала. Натурально! Мне иногда пишут: Людмила Георгиевна, пришлите, пожалуйста, какое-нибудь свое старое платье. Увы, не могу. У меня много двоюродных сестер, племянниц, все им отдаю. А вы говорите “продаете”…
– Людмила Георгиевна, кажется, все темы обговорили, а ощущение недосказанности остается.
– Это потому, что вы не задали вопрос, без которого раньше не обходилось ни одно интервью: счастливы ли вы? Могу вам честно ответить: да, счастлива!
– Эмма Евгеньевна Язова показывала мне семейные фотографии, где вы запечатлены в обществе одного из главных ГКЧПистов.
– Для меня Дмитрий Тимофеевич никакой не ГКЧПист, а большой друг. Он им был и останется. Если вы рассчитывали, что я стану сейчас отрекаться от этого человека, то глубоко ошиблись.
С Язовым я познакомилась, когда он был всего лишь майором, служил на Дальнем Востоке. Потом на время наши пути разошлись, а снова мы встретились в Чехословакии, когда Дмитрий Тимофеевич носил уже генеральские погоны. С той поры мы уже не теряли связь.
Помню первую встречу в Москве. Был какой-то прием в Кремле. Язова только-только перевели в Министерство обороны. Вижу, ко мне через весь зал летит Эмма Евгеньевна с распростертыми объятьями…
– Вы навещали Дмитрия Тимофеевича в “Матросской тишине”, носили ему передачи?
– В этом было бы что-то демонстративное, показушное. Наша дружба не нуждается в каких-то публичных доказательствах. Не проходило недели, чтобы я не перезванивалась с Эммой Евгеньевной, не узнавала новости из “Тишины”. На тот период, считаю, этого было вполне достаточно. Язовы знают: если от меня потребуется конкретная помощь, я окажу ее не задумываясь.
– Известие об освобождении Дмитрия Тимофеевича из следственного изолятора стало для вас неожиданностью?
– В минувший вторник с утра я разговаривала с Эммой Евгеньевной (жены министра обороны СССР Язова – Е.Д.), и она еще ничего не знала о предстоящем событии. А вечером, услышав сообщение по телевизору, я бросилась звонить Язовым.
Конечно же, я обрадовалась, что Дмитрий Тимофеевич дома. Уверена, что, если суд будет объективным, он полностью оправдает всех обвиняемых по делу ГКЧП. Это достойнейшие, порядочные люди!
– Слушаю вас, Людмила Георгиевна, и удивляюсь тому, что вы никогда не состояли в КПСС. Этакий беспартийный коммунист.
– Я трижды подавала заявления о приеме в партию. Но в первый раз написала тушью, что оказалось нарушением каких-то там правил. Я делала это, естественно, не специально. Просто переписывала ноты и забыла перезарядить ручку. Очень тогда обиделась, что из-за какой-то формальной придирки меня “завернули”. Когда решилась на второй заход, отвод был иным. Меня обвинили в аморальщине из-за того, что я разошлась с мужем. И говорил мне это человек, который за несколько лет до этого бросил жену с маленькими детьми.
А ведь никто не знал, что уже после развода я четыре месяца кормила на свою зарплату заболевшего бывшего мужа… Еще у меня был выговор по комсомольской линии: я направила в колхоз на картошку хористов, а скрипачей из оркестра не пустила, пожалела их руки. В райкоме мне сказали, что я слишком бережно отношусь к пятому пункту: мол, евреев защищаешь. Я сказала: не евреев защищаю, а людей ценю.
Третий раз мне отказали из-за того, что я только год проработала на новом месте. Все. Больше я и не пыталась. После сорока, считаю, поздно вступать в любые политические организации.
А кроме того, время наглядно показало, что не партбилетом в кармане определяется сила убеждений. Разве среди бывших членов КПСС, занимавших видные посты, мало таких, кто поспешил вывернуться наизнанку?
– Когда вы говорите об этом, у вас даже выражение лица меняется, оно становится каким-то твердым, если не сказать злым.
– Я не могу с любовью говорить о предателях, извините уж. Почему я должна скрывать свое отношение к тем, кто втаптывает в грязь то, чем я гордилась?
Я народная артистка не только Советского Союза, но и Азербайджана, и Узбекистана, и Казахстана и некоторых других бывших советских республик. Но это же сегодня заграница!
Моя подруга Мария Биешу живет в Кишиневе, прикажете теперь брать визу в посольстве Молдовы?
– А может, тут еще и личная обида? Вы – лауреат Ленинской премии, Герой Соцтруда, а вас от 2-й поликлиники открепили…
– При чем тут поликлиника? Это рабочие моменты, я и без этого проживу. Льготами я никогда не пользовалась, звездой Героя не щеголяла.
– Служебная “Волга” тем не менее у вас есть.
– Министерство культуры выделило.
Если же действительно говорить, о чем я еще жалею, так о том, что не могу в Крым поехать. Я привыкла там каждое лето отдыхать, а вот уже три года пропускаю.
– Почему?
– Бывшие санатории 4-го управления теперь ведь принадлежат Украине… Ничего, я у Ким Ир Сена в Корее хорошо время провела.
– Какими судьбами там оказались, неужто специально на отдых?
– Да, так получилось. Ансамбль “Россия” был на 80-летии главы корейского государства. Ким Ир Сену так понравилось, как мы исполнили несколько корейских народных песен, что он предложил мне самой выбрать себе подарок. Тогда я и сказала, что давно по-человечески не отдыхала. Сказала – и забыла. Но не забыли в Корее. В прошлом году я замечательно там отдохнула.
– Почему-то кажется, что вы и с Фиделем Кастро должны дружбу водить.
– Дружбой это не назову, но когда была на Кубе, встречалась. Приятный мужчина.
