Дальше необходимо было преобразовать 3D модель в выкройку. Воспользовалась специальной программой. Где поделив модель на части, можно получить развертку. На этом этапе возникли сложности, из-за недоработанной модели. Как оказалось 3D моделизм это огромный мир возможностей для творчества, и чтобы научится чему-то стоящему придется потратить достаточно много времени.

Сделала наброски от руки, какой примерно должна быть выкройка. Увеличила до необходимых масштабов. В процессе внесла изменения.

Перевела на ткань, иии получила лицо Вупсеня. Затем мордашку похожую на утенка.

Благодаря ряду неудачных попыток, мне удалось достичь желаемого результата. На следующем этапе был сформирован образ будущего Шрека. В синем цвет выглядит, конечно, не особо презентабельно. Похоже ему не хватает зелености)

Вот так намного лучше! Игрушку решено делать каркасную, так как по задумке Шрек должен уметь стоять, сидеть, двигать руками.

Обнаженный, но при этом мягкий и гладкий)

Делаю ему одежду, которая полностью снимается.

Получился особенный образ Шрека, не совсем как в мультике, есть к чему стремится, что исправить. Но мне нравится, он по своему хорош и забавен.

Благодарю, что дочитали до конца. Буду рада если подпишитесь на меня в ВК @ToyAdo
В группе выставлю свои работы, процесс изготовления игрушек, мастер классы, выкройки и другую полезную информацию.

Подольск утопал в ночи, тяжелой и вязкой, как смола. Луна, бледная, словно выцветшая кость, висела над городом, но ее свет не разгонял мрак — он лишь подчеркивал его, выхватывая из темноты покосившиеся заборы, облупившиеся стены панельных домов, лужи, в которых отражались пустые улицы, будто зеркала, хранящие чужие тайны. Я стоял у могилы Елены Ковалевой, и мой взгляд был прикован к фотографии.

Моей фотографии. Она была приклеена к надгробию, рядом с ее снимком, ее карими глазами, которые все еще смотрели на меня, как живые. Мои собственные глаза на фото — усталые, с тенью цинизма, но все еще живые — сверлили меня, как обвинительный приговор. Кто-то знал, что я приду сюда. Кто-то пометил меня, как добычу, и я чувствовал, что ночь сжимается вокруг, как хищный зверь, затаивший дыхание перед прыжком.

Елена. Ее кровь все еще была на моих руках — не буквально, но я видел ее, чувствовал ее липкость, ее тепло, когда зажимал ее рану в заброшенной церкви, где наемники чуть не отправили нас обоих в могилу. Она была жива, но едва цеплялась за жизнь, подключенная к аппаратам в клинике, где Димка, мой друг-химик, боролся за нее.

Ее слова — «Моя могила уже ждет» — звенели в голове, как колокол, и я не мог избавиться от них. Она призналась: взяла личность своей сестры, убитой картелем, чтобы внедриться в их ряды и отомстить. Она использовала меня, подстроила нашу встречу в кафе, чтобы я копал, чтобы я нашел тех, кто убил ее близкую.

Но она влюбилась — или так сказала. Я хотел верить в ее любовь, цепляться за тепло ее рук, за ее дрожащий голос, но предательство жгло, как кислота, и теперь эта фотография — мое лицо на могиле — была как удар в спину. Я был мишенью. Охота началась.

Я оторвал снимок, скомкал его в кулаке, но его тяжесть осталась, как гиря на груди. Могила Елены — или ее сестры — стояла передо мной, ее надгробие было холодным, покрытым тонкой коркой льда, а пепел, пахнущий синтетикой, все еще лежал у подножия, смешанный с сырой землей. Я присел, мои пальцы коснулись грунта, и запах химии ударил в ноздри, напоминая о складе, где я нашел документы с ее именем, о наемниках, о замглаве района, повесившемся с запиской: «Я не один».

Тень, женщина в плаще, чей шепот вел меня, исчезла, как будто ее работа была закончена. Или как будто она была лишь плодом моего разума, измученного ложью и кровью. Все это было паутиной, сплетенной из обмана, коррупции и смерти, и я был в центре, но нити вели дальше, к кому-то, кто все еще прятался в темноте, дергая за них, как кукловод.

Я поднялся, чувствуя, как холод пробирает до костей, проникая сквозь куртку, сквозь кожу, в самую душу. Мой телефон лежал в кармане, и я достал его, заметив мигающий экран. Новое сообщение. Я открыл его, и слова ударили, как нож под ребра: «Ты следующий. Проверь Димку».

Номер был скрыт, как и тот, что прислал фото Елены в подпольной лаборатории, где она стояла среди колб, с серьезным лицом и цепочкой на шее. Я сжал телефон, чувствуя, как пульс колотится в висках, как кровь шумит, словно море перед штормом.

Димка. Мой друг, гений-химик, который анализировал пепел, браслет, который вытаскивал Елену с того света. Предатель? Я не хотел верить. Но сомнение, как яд, уже пустило корни, и я ненавидел себя за это. Димка, с его саркастичными шуточками, с его очками, вечно сползающими на нос, с его лабораторией, где он творил чудеса.

Он был рядом, когда я громил склады в ФСКН, когда я терял семью, когда я тонул в одиночестве. Но что, если он лгал? Что, если он был частью этой паутины?

Я сел в машину, бросив скомканное фото на пассажирское сиденье. Мотор заурчал, но я не трогался с места, глядя на кладбище, где могилы выстраивались в ряды, как солдаты, ждущие приказа. Елена. Димка. Картель. Кто-то, кто знал, что я копаю, кто-то хотел, чтобы я остановился. Я завел двигатель и поехал в клинику, где лежала Елена. Мне нужно было увидеть ее, убедиться, что она жива, что ее сердце все еще бьется, даже если ее правда была ложью.

*****

Утро в Подольске было серым, как бетон, небо затянуто тучами, которые, казалось, никогда не расступятся. Клиника на окраине города была низким зданием с облупившейся краской, окруженным голыми деревьями, чьи ветви скрипели на ветру, как старые кости.

Коридоры внутри пахли антисептиком, смешанным с чем-то сладковатым, как запах смерти, который маскируют химией. Лампы гудели, их холодный свет отражался от линолеума, и каждый мой шаг отдавался эхом, как в пустом храме.

Димка встретил меня у входа в реанимацию, его худое лицо было осунувшимся, тени под глазами — черными, как уголь. Его очки сползли на нос, волосы торчали во все стороны, как у безумного ученого из дешевого фильма. Он выглядел так, будто не спал двое суток, и я знал, что так оно и было.

— Она стабильна, — сказал он, потирая виски, его голос был хриплым, как будто он кричал всю ночь. — Пуля прошла навылет, не задела кость, но она потеряла много крови. Я сделал все, что мог, Роман. Теперь дело за ней. Она сильная, но… — Он замолчал, глядя на меня, как будто ждал, что я скажу.

Я кивнул, мой взгляд скользнул по стеклянной двери реанимации, за которой лежала Елена. Ее силуэт был едва виден через белую занавеску, подключенная к аппаратам, она казалась хрупкой, как тень, готовая раствориться. Я хотел войти, коснуться ее руки, почувствовать тепло ее кожи, убедиться, что она жива, что ее слова о любви были правдой. Но сообщение — «Проверь Димку» — стояло между нами, как стена. Я посмотрел на него, на его усталое лицо, на его пальцы, нервно теребящие край халата, и почувствовал, как сомнение сжимает сердце.

— Спасибо, — сказал я, и мой голос был пустым, как эта ночь, как эта клиника. — Что с пеплом? Ты говорил, это маркер. Есть что-то новое?

Димка прищурился, его глаза за стеклами очков были острыми, как лезвия, и я вдруг заметил, как он напрягся, как его плечи чуть дрогнули. — Да, копнул глубже, — сказал он, ведя меня в свою лабораторию, которая находилась в подвале клиники.

Мы спустились по узкой лестнице, где стены были покрыты трещинами, а воздух был тяжелым, пропитанным запахом реагентов. Лаборатория была тесной, заставленной колбами, пробирками, центрифугами, мониторами, где мигали графики и спектры, как пульс умирающего. Стол был завален бумагами, пробирками, пустыми кофейными стаканами, и я заметил, как Димка быстро убрал одну папку, сунув ее в ящик. Это было едва уловимое движение, но я его увидел.

— Пепел — не просто маркер, — начал он, садясь за компьютер и открывая файл с графиками. Линии на экране извивались, как змеи, и я пытался понять, что они значат, но химия никогда не была моей сильной стороной. — Это вещество, редкое, используется для особых партий. Но я нашел следы другого компонента. Его производят под контролем кого-то… неизвестного. Не уличные варщики, Роман. Это уровень, которого я не видел раньше. Оборудование, ресурсы, связи — это кто-то с большими деньгами. И, — он посмотрел на меня, его взгляд был тяжелым, — кто-то, кто не хочет, чтобы его нашли.

Я смотрел на монитор, но мои мысли были где-то еще. Неизвестное лицо. Верхушка картеля. Замглавы района, который повесился, был лишь пешкой, как сказал Слава. Его записка — «Я не один» — вспыхнула в памяти, как сигнал тревоги. Кто-то выше, кто-то, кто до сих пор дергает за нити, управляя этой игрой. И Димка, стоящий передо мной, с его быстрыми руками, с его острым умом, вдруг показался чужим.

Сообщение — «Проверь Димку» — эхом звучало в голове, и я ненавидел себя за то, что оно пустило корни. Я вспомнил, как он анализировал пепел, как нашел маркер, как спасал Елену. Но что, если он знал больше? Что, если он скрывал правду?

— Кто мог это сделать? — спросил я, глядя ему в глаза, стараясь уловить малейший намек на ложь. — У тебя есть предположения?

Он пожал плечами, но его движение было слишком резким, как будто он ждал этого вопроса и боялся его. — Не знаю, Роман, — сказал он, поправляя очки, и я заметил, как его пальцы дрогнули. — Это не моя игра. Я только анализирую. Но… — Он замялся, его взгляд скользнул к ящику, где лежала папка. — Будь осторожен. Если это кто-то большой, они не любят, когда копают. И они знают, что ты копаешь.

Я кивнул, но его слова осели в груди, как свинец, тяжелые и холодные. Димка. Мой друг, который всегда был рядом, который помогал мне в ФСКН, который вытаскивал меня из тьмы после потери семьи.

Но что, если он был частью этого? Что, если он был тем, кто приклеил мое фото к могиле? Я ненавидел себя за эти мысли, но они были как тени, которые следовали за мной, не отставая. Я повернулся к выходу, чувствуя, как его взгляд сверлит мне спину, как будто он знал, что я сомневаюсь.

— Позвони, если что-то найдешь, — сказал я, не оборачиваясь, и мои слова повисли в воздухе, как предупреждение.

*****

Я поехал к Славе. Его охранное агентство в старом центре Подольска было как крепость, укрытая от мира: камеры наблюдения на каждом углу, бронированные двери, окна с пуленепробиваемым стеклом. Внутри пахло сигаретами, кофе и чем-то еще — напряжением, которое пропитывало все, как сырость.

Слава сидел за столом, заваленным бумагами, папками, распечатками, его лицо было серым, как асфальт, глаза — красными от недосыпа, с глубокими морщинами, которые я раньше не замечал. Он кашлянул, увидев меня, и ткнул сигаретой в пепельницу, где уже лежала гора окурков, как маленькое кладбище.

— Роман, ты выглядишь, как призрак, — сказал он, его голос хрипел, как старый мотор, но в нем была теплота, как будто он все еще видел во мне того следователя, с которым работал годы назад. — Как Елена?

— Жива, — сказал я, садясь напротив, и мой голос был пустым, как эта ночь, как эта комната. — Но я теперь мишень, Слава. Мое фото на могиле. Кто-то знает, что я копаю. И я получил сообщение. Анонимное. Они сказали проверить Димку.

Слава прищурился, его пальцы замерли на сигарете, и я увидел, как его челюсть напряглась. — Димку? — Он хмыкнул, но его глаза были серьезными, как у человека, который видел предательство слишком часто. — Ты же знаешь его сто лет. Он гений, но не игрок. Или… — Он замолчал, глядя на меня, как будто ждал, что я скажу, как будто проверял, насколько я сам верю в эти слова.

— Не знаю, — честно ответил я, и это признание было как нож в горле, острый и болезненный. — Он нашел в пепле следы вещества. Говорит, оно под контролем кого-то большого. Неизвестного. Но я не могу доверять никому, Слава. Даже тебе.

Он усмехнулся, но в его смехе не было веселья, только усталость, как у человека, который слишком долго живет в этом д.е.р.ь.м.е. — Умно, старик, — сказал он, откидываясь на спинку кресла. — Но я слишком стар, чтобы играть в эти игры. Я усилил охрану. Мои парни будут следить за твоей квартирой, за клиникой, где лежит Елена. Они уже там, двое у входа, один в машине через дорогу. Но, Роман, — он наклонился ближе, его голос понизился до шепота, — ты влез в д.е.р.ь.м.о по уши. Утром твой журналист, Антон, опубликовал статью. Разоблачение. Часть картеля накрылась — пара складов, несколько мелких боссов за решеткой. Но верхушка, тот, кто выше замглавы, все еще на свободе. И они знают, что ты копаешь. Они знают, что ты дал Антону фото.

Я кивнул, чувствуя, как холод пробирает до костей, как будто кто-то открыл окно в зиму. Антон. Я отдал ему фото Елены в лаборатории, надеясь, что он раскроет правду, что его статья раздавит картель. Но она была слишком быстрой, слишком чистой, как будто он знал, что публиковать, а что нет. Я вспомнил его голос по телефону — холодный, взвешенный, как у человека, который играет на обе стороны.

Что, если он был их человеком? Что, если он использовал меня, как Елена, как, возможно, Димка? Я ненавидел эти мысли, но они были как тени, которые двигались в углу глаза, не давая покоя.

— Найди его, — сказал я, сжимая кулаки так, что ногти впились в ладони. — Антона. Я хочу знать, с кем он работает. Кто его источник.

Слава кивнул, но его взгляд был тяжелым, как будто он видел конец этой истории и не хотел мне о нем говорить. — Я займусь этим, — сказал он, делая пометку в блокноте. — Но, Роман, если Димка или Антон — предатели, ты один. И они не дадут тебе шанса. Уходи, пока можешь. Возьми Елену, если она выживет, и вали из города.

Я покачал головой, чувствуя, как его слова бьют, но не цепляют. — Я не бегу, Слава, — сказал я, и мой голос был твердым, как камень. — Они убили ее сестру. Они хотят убить ее. И теперь они хотят убить меня. Я найду их. Даже если это последнее, что я сделаю.

Он посмотрел на меня, и в его глазах была смесь уважения и жалости. — Ты всегда был упрямым, — сказал он, затягиваясь сигаретой. — Но упрямство может стать твоей могилой.

Я встал, чувствуя, как усталость давит, словно бетонная плита, но я не мог остановиться. — Если это моя могила, — сказал я, — я утащу их с собой.

*****

Я вернулся в свою квартиру на окраине Подольска. Тесная, с облупившейся краской на стенах, с потрескавшимся линолеумом и окнами, которые пропускали сквозняк, она была моим убежищем, но теперь казалась клеткой, где каждый шорох за окном был угрозой. Я запер дверь, задвинул засов, проверил пистолет — заряжен, готов.

Запах старого табака и одиночества пропитал все, и я вдохнул его, как старого друга. Я сел за стол, где лежали улики: браслет Елены с бусинами, цепочка с кулоном в виде книги, скомканная фотография — моя, с могилы. Мой блокнот был открыт, на странице чернели слова, написанные моим неровным почерком: «Чужая могила. Елена. Кто ты? Браслет. Картель. Тень». Я взял ручку и добавил: «Мое фото. Димка. Антон. Предатель?»

Я достал телефон, чтобы проверить новости. Статья Антона была на первой странице независимого издания, ее заголовок бил в глаза, как неоновая вывеска: «Подольский картель: сеть коррупции и наркотиков». Я прокрутил текст, и каждое слово было как удар.

Он упомянул склад, лабораторию, имена мелких боссов, которых арестовали утром. Факты, которые я ему дал, были там, но аккуратно отфильтрованные, как будто он знал, где остановиться. Ни слова о верхушке, ни намека на того, кто был выше замглавы, кто дергал за нитки. Я сжал телефон, чувствуя, что сомнения растут, как плесень на сырых стенах. Антон знал больше. Или он был их человеком, публикуя ровно столько, чтобы отвести подозрения, но не задеть тех, кто платил. Я ненавидел себя за эти мысли, но они были липкие, как смола.

Я лег на диван, но сон не шел. Потолок был испещрен тенями от уличных фонарей, и они двигались, как фигуры в моем кошмаре, принимая очертания людей, которых я знал. Елена, лежащая в крови, ее глаза, закрывающиеся, как занавес. Димка, поправляющий очки, с его быстрыми руками, которые могли смешивать яды так же легко, как лекарства.

Слава, кашляющий, но верный, с его охранниками, которые теперь следили за мной. Антон, чей голос был слишком холодным, как у человека, который играет на обе стороны. Кто из них лгал? Кто был ближе, чем я думал? Я закрыл глаза, и образ Елены вспыхнул передо мной — ее улыбка в кафе, ее пальцы, касающиеся моей руки, ее голос, шепчущий: «Я влюбилась».

Но потом я увидел ее в лаборатории, с серьезным лицом, подписывающую документы, ее цепочку, блестящую под светом ламп. Я увидел ее кровь, ее закрытые глаза, ее слова: «Моя могила уже ждет». И я увидел свое фото на надгробии, как предупреждение, как конец.

Телефон завибрировал, вырывая меня из полусна. Я схватил его, экран ослепил, и слова на нем были как выстрел в упор: «Ты следующий». Я смотрел на них, и ночь вокруг стала гуще, как кровь, как паутина, которая затягивала меня все глубже. Я знал, что не остановлюсь, пока не узнаю правду, даже если это будет конец.

*****

👉 Продолжение следует...

*****

👉 НАЧАЛО

*****

Автор: Роман Некрасов

Ночь в Подольске была не просто темной — она была живой. Она дышала сыростью, цеплялась за кожу, проникала в легкие, как яд. Улицы, пропитанные дождем, отражали тусклый свет фонарей, и каждый шаг отдавался эхом, словно город предупреждал: поверни назад. Но я не умел отступать.

Я ехал к заброшенной церкви на окраине города, сжимая руль так, будто он мог удержать меня от пропасти. Елена. Ее голос по телефону, дрожащий, но живой, все еще звенел в ушах: «Роман, нам нужно встретиться. В церкви. Я все объясню». Я знал, что это ловушка. Знал, что ее имя на могиле, пепел, пахнущий синтетикой, браслет в рыхлой земле и фото в подпольной лаборатории — все это кричало: она лжет.

Но я ехал. Потому что ее глаза, ее улыбка, ее тепло все еще держали меня, как кандалы. Я хотел правды. Даже если она раздавит меня, как бетонная плита.

Церковь стояла на холме, окруженная голыми деревьями, чьи ветви торчали, как обугленные пальцы. Ее силуэт в темноте был зловещим: покосившийся крест на крыше, словно пьяный, цеплялся за небо, а разбитые окна зияли, как раны. Трава вокруг была высокой, мокрой, цеплялась за ботинки, будто хотела остановить.

Я припарковался в тени, выключив фары, и ночь навалилась на меня, как саван. Моя рука легла на пистолет, который дал Слава, — холодный металл был единственным, что казалось реальным. Я вышел из машины, и тишина ударила, как выстрел. Ни ветра, ни шороха, ни лая бродячих собак, которые обычно рыскали в этих местах. Только церковь, чья темная громада смотрела на меня, как судья.

Я вспомнил тень — женщину в длинном плаще, чей шепот преследовал меня на кладбище: «Она там. Найди ее». Она указала на эту церковь, и теперь я был здесь. Но тень исчезла, как и Елена, оставившая записку: «Прости, я хотела защитить тебя». Я сжал кулаки, чувствуя, как ее запах — мята, смешанная с чем-то цветочным, как увядшие розы, — все еще цепляется ко мне, как призрак.

Елена. Кто ты? Жертва, загнанная в угол? Лгунья, играющая со мной? Или что-то, чего я еще не понял? Мой разум, привыкший раскладывать факты по полочкам, кричал: не доверяй. Но сердце, чертово сердце, билось в ритме ее имени.

Дверь церкви скрипнула, как старый гроб, когда я толкнул ее. Внутри было холодно, воздух пах сыростью, плесенью и чем-то еще — едва уловимым, химическим, как тот пепел на кладбище. Мой фонарик выхватывал из темноты обрывки прошлого: потрескавшиеся иконы на стенах, где лики святых смотрели пустыми глазами, облупившуюся штукатурку, свисающую, как кожа с костей, деревянные скамьи, покрытые пылью и паутиной.

Алтарь впереди был голым, только треснувший деревянный крест висел над ним, покачиваясь, словно насмехаясь над моим присутствием. Я шагал медленно, ботинки хрустели по битому стеклу и щебню, и каждый звук отдавался эхом, как в пещере. Тьма была густой, почти осязаемой, и я чувствовал, как она давит на плечи, как могильная плита.

— Елена, — позвал я, и мой голос, хриплый, как у человека, потерявшего все, утонул в пустоте. — Ты здесь?

Тишина. Потом шорох. Тихий, но отчетливый, как шаги за алтарем. Я направил фонарик туда, и луч света выхватил ее. Елена. Ее силуэт был размытым в полумраке, как отражение в мутной воде, но я узнал бы ее везде. Ее волосы, обычно распущенные, струящиеся по плечам, как темный шелк, были собраны в тугой пучок, как на том проклятом фото в лаборатории.

На ней была темная куртка, слишком большая для ее хрупкой фигуры, рукава свисали, скрывая ладони. Ее лицо было бледным, почти призрачным, но глаза — карие, глубокие, с той самой печалью, которая цепляла меня с первой встречи, — горели, как угли. Она стояла у алтаря, ее спина касалась треснувшего камня, и я видел, как ее грудь вздымается от неровного дыхания.

— Роман, — сказала она, и ее голос дрожал, как лист на осеннем ветру. — Ты пришел.

Я шагнул ближе, держа фонарик в левой руке, пистолет — в правой. Мой пульс колотился в висках, как молот, но я старался держать голос ровным. — Ты сказала, что объяснишь, Елена. Я здесь. Говори. Кто ты? Почему твое имя на могиле? Почему ты была в лаборатории? И почему, черт возьми, ты сбежала, оставив эту записку?

Она отступила, ее спина прижалась к алтарю, и я заметил, как ее руки дрожат, сжимая край куртки. Ее глаза забегали, как у загнанного зверя, но она не отводила взгляд. Она сглотнула, словно собиралась с силами, и заговорила, ее голос был тихим, но твердым, как будто она репетировала эти слова тысячу раз:

— Я не та Елена Ковалева, которую ты знал, Роман. Моя сестра… она была настоящей Еленой. Мы были близнецами, не только внешне, но и душой. Она была моей половиной. Год назад ее убили. Не несчастный случай, как сказано в документах. Картель. Она работала на них, не по своей воле. Они шантажировали ее, угрожали мне, нашей семье. Она пыталась выйти, рассказать все полиции, но… — Елена замолчала, ее голос сорвался, и я увидел, как слезы блестят в ее глазах, отражая свет фонарика. — Они убили ее, Роман. Забили в переулке, как собаку, и подстроили все под аварию. Я нашла ее тело. Ее кровь была на моих руках. И я поклялась, что найду их. Всех.

Я смотрел на нее, и мой разум, привыкший к допросам и уликам, работал на полную. Сестра-близнец. Картель. Месть. Это объясняло могилу с ее именем, подчищенные документы, ее исчезновение из квартиры. Но не все. Фото в лаборатории, где она стояла среди колб, ее подпись на документах, найденных на складе, браслет в рыхлой земле — все это было как пазл, в котором не хватало куска. Я шагнул ближе, чувствуя, как ее запах — мята, розы, что-то неуловимо живое — обволакивает меня, как туман, мешая думать.

— Ты внедрилась в картель, — сказал я, и мой голос был холоднее, чем я хотел, как лезвие, которое я боялся вонзить. — Ты взяла ее личность. Подписывала их документы. Я нашел их, Елена. Твое имя, красным маркером, на контрактах. Ты была с ними. И ты… — Я замолчал, потому что слова жгли горло. — Ты использовала меня.

Ее глаза расширились, но она не отвернулась. Ее губы дрогнули, и она кивнула, едва заметно, как будто признание было для нее пыткой. — Да, — прошептала она. — Я использовала тебя. Я узнала, кто ты, Роман. Бывший следователь, человек, который знает, как копать, как находить правду. Я подстроила нашу встречу в кафе. Я хотела, чтобы ты влез в это, чтобы ты нашел их — тех, кто убил мою сестру. Я думала, ты будешь моим инструментом. Но… — Она замолчала, ее рука потянулась ко мне, но замерла в воздухе, как птица, которая боится упасть. — Я не думала, что влюблюсь. Я не хотела, чтобы ты пострадал. Я пыталась уйти, но не смогла. Ты… ты стал для меня больше, чем месть.

Я замер, чувствуя, что ее слова бьют, как пули, разрывая меня на части. Влюбилась. Это было то, за что цеплялось мое сердце, то, что я хотел услышать с того дня в кафе, когда ее улыбка впервые пробила мою броню. Но предательство стояло между нами, как могила, и его холод был сильнее ее тепла.

Я вспомнил ее смех, ее пальцы, касающиеся моей руки, ее голос, рассказывающий о книгах, которые она реставрировала. Все было ложью. Или не все? Я смотрел в ее глаза, и видел в них боль, страх, любовь — или то, что я хотел принять за любовь.

— Ты лгала мне, — сказал я, и мой голос дрожал, как ее, выдавая все, что я пытался скрыть. — С самого начала. Ты знала про могилу, про пепел, про лабораторию. Ты знала, что за мной следят. Ты знала, что замглавы района — их человек. Почему я должен тебе верить теперь?

Она шагнула ко мне, ее рука коснулась моей груди, и тепло ее пальцев, даже через куртку, было как ток, как спасение, которого я боялся. — Потому что я здесь, Роман, — сказала она, и ее голос был как музыка, как последняя нота перед тишиной. — Я могла уйти, спрятаться, исчезнуть навсегда. Но я вернулась. Ради тебя. Я хочу, чтобы ты знал правду, даже если ты меня возненавидишь. Я устала лгать. Устала бежать.

Я смотрел в ее глаза, и мой мир рушился. Любовь. Предательство. Правда. Ложь. Все смешалось, как пепел с дождем, как кровь с грязью. Я хотел обнять ее, прижать к себе, утонуть в ее тепле, забыть про картель, про могилу, про тень, которая вела меня сюда. Но следователь во мне, тот, кто выжил после потери семьи, после службы в ФСКН, не умолкал. Он кричал: она лжет. Она опасна. Она — часть паутины. Я отступил, и ее рука повисла в воздухе, как сломанное крыло.

— Кто они, Елена? — спросил я, сжимая пистолет так, что пальцы побелели. — Те, кого ты ищешь. Дай мне имена. Дай мне что-то, чтобы я мог поверить.

Она открыла рот, ее губы шевельнулись, но слова не успели выйти. Дверь церкви с треском распахнулась, и ночь ворвалась внутрь, принеся с собой шаги — тяжелые, уверенные, как у людей, которые пришли не говорить, а убивать. Я направил фонарик в темноту, и луч света выхватил их — троих мужчин в черных куртках, с масками на лицах, закрывающими все, кроме глаз. Наемники. Их пистолеты были нацелены на нас, и я знал, что времени нет. Мои инстинкты, отточенные годами в ФСКН, ожили, как стая диких зверей.

— Ложись! — крикнул я, толкая Елену за алтарь. Пули засвистели, разбивая остатки икон на стенах, взбивая пыль в воздухе, как серый туман. Я упал на колено, укрывшись за скамьей, и выстрелил в ответ, целясь в тени, которые двигались быстро, как волки. Дерево скамьи трещало, пули вгрызались в него, но я слышал дыхание Елены рядом — прерывистое, испуганное, живое. Я не дам им ее забрать. Не дам.

Выстрел. Еще один. Но не от наемников. Свет фонаря мелькнул у входа, и я увидел Славу. Его хриплый голос разрезал ночь, как нож: «Роман, держись, черт возьми!» Он стрелял, двигаясь быстро, как в старые времена, когда мы вместе громили склады с наркотой. Его силуэт в дверном проеме был как якорь в этом хаосе. Один наемник упал, хрипя, его маска съехала, обнажая лицо — молодое, почти мальчишеское, с пустыми глазами. Второй отступил, прячась за колонной, но третий был быстрее. Я услышал крик Елены, и мир остановился.

Она лежала за алтарем, ее куртка была темной от крови, которая растекалась, как чернила. Пуля попала в грудь, пробив ткань, кожу, мышцы. Ее лицо было бледным, как мрамор, но глаза, ее чертовы карие глаза, все еще смотрели на меня, цепляясь за жизнь. Я бросился к ней, забыв про пули, про наемников, про Славу, который продолжал стрелять. Мой пистолет упал, фонарик покатился по полу, освещая ее лицо, как прожектор. Я прижал ладонь к ее ране, чувствуя, как теплая кровь просачивается между пальцами, как жизнь уходит из нее.

— Елена, — сказал я, и мой голос сорвался, как у мальчишки, потерявшего все. — Держись. Не смей умирать. Слышишь?

Ее губы шевельнулись, и она прошептала, ее голос был слабым, как ветер, гаснущий в ночи: — Роман… моя могила… она уже ждет.

Я сжал ее руку, чувствуя, как ее пальцы, холодные, словно лед, цепляются за мои. — Не говори так, — сказал я, и слезы жгли глаза, но я не дал им упасть. — Ты не умрешь. Я не дам. Слышишь? Я не дам.

Слава подбежал, его лицо было напряженным, куртка порвана, но он был цел. — Роман, уходим! — рявкнул он, хватая меня за плечо. — Их больше! Они идут!

Я слышал шаги, новые, тяжелые, приближающиеся к церкви, но не мог отвести взгляд от Елены. Ее глаза закрылись, веки дрогнули, как крылья мотылька, и я почувствовал, как что-то ломается внутри — надежда, любовь, вера. Слава буквально оттащил меня, его руки были как стальные, но я не отпускал Елену. Я поднял ее, ее тело было легким, как перо, и прижал к себе, чувствуя, как ее кровь пропитывает мою куртку. Пули свистели над головой, но Слава был как танк — он стрелял, прикрывая нас, пока мы пробирались к выходу.

Мы вырвались из церкви, ночь встретила нас холодом и тишиной. Я положил Елену на заднее сиденье машины, ее дыхание было слабым, едва уловимым, но она была жива. Слава прыгнул за руль, я сел рядом, и мы рванули прочь, оставляя церковь в темноте, как могилу, которая чуть не стала нашей. Фары выхватывали дорогу, усыпанную мокрыми листьями, и я смотрел на Елену в зеркало, на ее бледное лицо, на ее закрытые глаза, и молился, впервые за годы, чтобы она выжила.

*****

Мы отвезли Елену в частную клинику, где работал Димка. Ночь была бесконечной, коридоры клиники пахли антисептиком и страхом. Димка встретил нас у входа, его худое лицо было белым, как мел, очки сползли на нос, но руки двигались быстро, профессионально.

Он не задавал вопросов, только буркнул: «Черт, Роман, ты опять влез в д.е.р.ь.м.о», и исчез в операционной, где свет ламп был холодным, как правда. Я стоял в коридоре, глядя на свои руки, покрытые ее кровью, засохшей, как ржавчина. Кровь Елены. Женщины, которая использовала меня. Женщины, которая, возможно, любила меня. Я не знал, чему верить.

Слава сел рядом на пластиковый стул, его куртка была порвана, на щеке — свежий порез, но он был цел. Он достал сигарету, но не закурил, просто крутил ее в пальцах, как будто это могло успокоить. — Она выкарабкается, — сказал он, но его голос был неуверенным, как у человека, который видел слишком много смертей. — Но, Роман, это не конец. Наемники — это пешки. Кто-то дергает за нитки, и они хотят тебя убрать.

Я кивнул, но не ответил. Елена. Ее признание все еще жгло, как кислота. Она взяла личность сестры, чтобы отомстить. Она подстроила нашу встречу. Она влюбилась. Или сказала, что влюбилась. Я вспомнил ее слова в церкви: «Я устала лгать». Но ее кровь на моих руках была настоящей. Ее боль была настоящей. И ее слова — «Моя могила уже ждет» — были как приговор, который я не хотел принимать.

Я встал, чувствуя, как усталость давит, словно бетон. — Я должен проверить кое-что, — сказал я Славе, хотя не знал, что именно. Может, искал ответы. Может, искал ее.

*****

Я поехал на кладбище. Ночь была все еще густой, но луна, бледная, как лицо Елены, пробивалась сквозь тучи, освещая могилы. Я шел к надгробию Елены Ковалевой, чувствуя, как холод пробирает до костей. Ее фотография на камне смотрела в темноту, как живая, но теперь ее глаза казались другими — пустыми, как у мертвых. Я включил фонарик, обшаривая землю. Пепел, запах химии — все было на месте, как и раньше. Но тени не было. Женщина в плаще, чей шепот вел меня, исчезла, как будто ее работа была закончена. Или как будто она никогда не существовала.

Я присел у могилы, мои пальцы коснулись холодного камня, и я почувствовал, как что-то сжимается в груди. Елена. Ее сестра. Картель. Наемники. Все это было паутиной, и я был в центре, как муха, которую паук уже заметил. Я посмотрел на надгробие, и мое сердце остановилось.

Фотография Елены была на месте, но рядом, приклеенная к камню скотчем, была другая. Моя. Мое лицо, вырезанное из старого снимка, сделанного годы назад, когда я еще был следователем. Мои глаза, усталые, но живые, смотрели на меня с камня, как предупреждение. Кто-то был здесь. Кто-то знал, что я приду. Кто-то пометил меня, как следующую жертву.

Я встал, чувствуя, как ночь сжимается вокруг, как будто хотела задушить. Тень исчезла, но ее место заняло нечто хуже — угроза, которая была ближе, чем я думал. Я сжал пистолет в кармане, но он не успокаивал. Я был мишенью. И я знал, что не остановлюсь, пока не узнаю правду. Даже если она станет моей могилой.

*****

👉 Продолжение следует...

*****

👉 НАЧАЛО

*****

Автор: Роман Некрасов

Подольск утопал в ночи. Дождь, который лил неделями, наконец стих, но сырость пропитала все — асфальт, стены, мои мысли. Я сидел в своей квартире, глядя на фотографию, которая перевернула мой мир.

Елена Ковалева. Женщина, в чьих глазах я готов был утонуть, стояла в подпольной лаборатории, окруженная колбами и пробирками. Ее лицо было серьезным, волосы собраны в тугой пучок, а на шее — цепочка с кулоном в виде книги. Рядом с ней — мужчина в темной куртке, тот самый, что следил за нами. Фото было анонимным, засунутым под мою дверь, как нож под ребра. И оно кричало: Елена лжет.

Я сжал фото в руке, чувствуя, как бумага мнется под пальцами. Могила с ее именем. Пепел, пахнущий синтетикой. Браслет, найденный в рыхлой земле. Тень, шептавшая: «Она ближе, чем ты думаешь». Все указывало на нее. Но мое сердце, чертово сердце, все еще цеплялось за ее улыбку, за ее голос, за тепло ее рук. Я хотел верить, что она жертва, что ее рассказ о сестре-близнеце — правда. Но факты были как петля на шее, и она затягивалась.

Я достал телефон и набрал номер. Не Славы, не Димки. Журналиста. Анонимного парня из независимого издания, с которым я пересекался пару раз, когда писал свои рассказы. Его звали Антон, но я не был уверен, что это настоящее имя. Холодный, без пафоса, с зубами — так описал его мой старый знакомый. Если кто-то и мог раскопать правду за этим фото, то он.

— Антон, — сказал я, когда он ответил после третьего гудка. — Мне нужно, чтобы ты посмотрел кое-что. Фото. Это связано с картелем.

Пауза. Я слышал, как он дышит, медленно, как человек, который привык взвешивать слова. — Присылай, — наконец сказал он. — Но, Роман, если это то, о чем я думаю, ты влез в д.е.р.ь.м.о по уши.

— Уже влез, — сказал я, отправляя фото через зашифрованный мессенджер. — Копай. И держи меня в курсе.

Я сбросил звонок, чувствуя, как усталость наваливается, как могильная плита. Фото Елены в лаборатории было последней каплей. Я должен был поговорить с ней. Должен был посмотреть в ее глаза и понять, кто она — жертва, лгунья или что-то похуже. Но сначала — Слава. Его слова о замглаве района, сером кардинале, который держал в кулаке весь этот город, не давали мне покоя.

*****

Я поехал к Славе. Его охранное агентство в старом центре Подольска было как крепость — камеры, бронированные двери, запах сигарет и кофе. Слава сидел за столом, заваленным бумагами, его лицо было серым, как бетонные стены города. Он кашлянул, увидев меня, и ткнул сигаретой в пепельницу.

— Роман, ты выглядишь, как будто тебя уже похоронили, — сказал он, его голос хрипел, как старый мотор. — Что нашел?

— Фото, — сказал я, садясь напротив. — Елена в лаборатории. С тем мужиком в темной куртке, что за нами следил. Я отдал его журналисту. А ты что накопал?

Слава откинулся на спинку кресла, глядя на меня, как на человека, который только что подписал себе приговор. — Замглавы района, — начал он, понизив голос. — Он не просто в схемах. Он — их мозг. Закупки, откаты, наркота, отмыв денег — все шло через него. Я нашел следы. В прошлом году, когда твоя Елена якобы умерла, было дело. Несчастный случай, как в базе. Но я поговорил с одним старым знакомым из архива. Дело подчистили. И замглавы заплатил за это. Но, Роман, — он наклонился ближе, — он не один. Есть кто-то выше. И этот кто-то знает, что ты копаешь.

Я сжал кулаки, чувствуя, как пульс бьет в висках. Кто-то выше. Картель. Могила как тайник. Пепел, браслет, фото. И Елена, чье лицо было в центре всего этого. Я вспомнил ее слова в кафе: «Это моя сестра. Она погибла». Но если дело подчистили, если она была в лаборатории, то сестра-близнец звучала как дешевая ложь.

— Что еще? — спросил я, чувствуя, как голос становится хриплым.

— Он сломался, — сказал Слава. — Замглавы. Сегодня утром его нашли. Повесился в своем кабинете. Оставил записку: «Я не один». — Слава достал телефон, показал мне фото записки, снятой с места. Почерк был неровным, буквы дрожали, как будто рука писала в агонии. — Это не конец, Роман. Это только начало.

Я смотрел на записку, и холод пробирал до костей. «Я не один». Картель. Верхушка. И Елена, которая либо пешка, либо игрок. Я встал, чувствуя, как мир вокруг сжимается.

— Найди лабораторию, — сказал я. — Ту, что на фото. Я должен знать, где это.

Слава кивнул, но его глаза были серьезными. — Будь осторожен, старик. Если замглавы сломался, то кто-то другой теперь дергает за нитки. И они не любят свидетелей.

Я вышел в ночь, чувствуя, как холод обжигает лицо. Моя машина стояла через дорогу, но я заметил движение в тени. Тот же мужчина в темной куртке? Или другой? Я сделал шаг к нему, но он растворился в переулке, как дым. Это не было случайностью. За опять мной следили.

*****

Я поехал к Елене. Ее квартира на улице Ленина была последним местом, где я хотел быть, но я должен был увидеть ее. Должен был спросить про фото, про лабораторию, про все. Ночь была черной, как могила, и фары выхватывали из темноты силуэты домов, но я чувствовал, что за мной следят. Я проверил зеркало заднего вида, но дорога была пустой. Или мне так казалось.

Я постучал в дверь. Тишина. Еще раз. Ничего. Дверь была приоткрыта, и я почувствовал, как холод пробирает до костей. Я толкнул ее, и она скрипнула, открываясь. Внутри было темно, но запах Елены — мята и что-то цветочное — все еще висел в воздухе. Я включил свет. Пусто. Ее вещи — книги, реставрационные инструменты, одежда — исчезли. Только стол, стул и записка, лежащая на полу.

Я поднял ее, чувствуя, как сердце сжимается. Почерк был ее, неровный, как будто она писала в спешке: «Прости, Роман. Я хотела защитить тебя. Не ищи меня».

Я сжал записку, чувствуя, как мир рушится. Елена исчезла. Ее слова эхом звучали в голове: «Я не лгу, Роман». Но она лгала. Или боялась. Или и то, и другое. Я обыскал квартиру, но не нашел ничего — ни цепочки, ни браслета, ни намека на лабораторию. Только ее запах, который все еще цеплялся за меня, как призрак.

*****

Я вернулся в машину, чувствуя, как усталость давит, словно бетонная плита. Телефон завибрировал. Слава. Его голос был напряженным, как струна.

— Роман, я нашел лабораторию, — сказал он. — Заброшенный склад на окраине. Там, где ты нашел пепел. Я проверил. Это их точка. Но, старик, там не только химия. Там документы. И одно имя повторяется. Елена Ковалева.

Я замер, чувствуя, как пульс бьет в висках. Елена. Лаборатория. Документы. Я вспомнил фото, ее серьезное лицо, ее цепочку. Она была там. Она была частью этого.

— Я еду, — сказал я, заводя мотор. — Жди меня там.

— Роман, — сказал Слава, и в его голосе была тревога, — это ловушка. Не лезь один.

Но я уже сбросил звонок. Я знал, что это ловушка. Но я должен был узнать правду. О Елене. О картеле. О себе.

*****

Склад был на краю Подольска, в районе, где даже фонари не горели. Я припарковался в тени, чувствуя, как ночь сжимается вокруг меня. Слава ждал у входа, его силуэт был едва виден в темноте. Он держал фонарик и пистолет, его лицо было напряженным.

— Ты идиот, — сказал он, когда я подошел. — Но раз ты здесь, держи. — Он протянул мне второй пистолет. — На всякий случай.

Мы вошли. Внутри пахло химией и плесенью. Колбы, пробирки, мешки с порошком — все, как на фото. Я обшаривал столы, ящики, пока не нашел папку. Внутри — документы. Контракты, поставки, имена. И одно имя, выделенное красным: Елена Ковалева. Она подписывала сделки. Она была в игре.

Я сжал папку, чувствуя, как сердце колотится. Елена. Не сестра. Не жертва. Игрок. Или пешка, которая вышла из-под контроля? Я не знал. Но я собирался выяснить.

Слава тронул меня за плечо. — Уходим, Роман. Здесь кто-то есть.

Я услышал шорох. Тихий, но отчетливый, как шаги в темноте. Я обернулся, но было поздно. Фонарик Славы погас, и ночь поглотила нас.

*****

Я очнулся на кладбище. Как я здесь оказался, я не знал. Голова гудела, как после удара, но я был жив. Могила Елены Ковалевой стояла передо мной, ее фотография смотрела из темноты, как живая. Я включил фонарик, обшаривая землю. Пепел, запах химии — все было на месте. Но теперь я знал, что это значит.

Я услышал шорох. Тихий, но отчетливый, как шаги в траве. Я замер, выключив фонарик. Тьма обступила меня, но глаза привыкли, и я увидел ее. Тень. Женская фигура в длинном плаще, размытая, как в моем сне. Она стояла у старой церкви, в сотне метров от кладбища. Ее движения были медленными, словно она знала, что я здесь. Я шагнул ближе, но что-то на земле хрустнуло, и тень обернулась. Ее лицо было пустым, как маска. Она указала на церковь, и ее голос, холодный, как лед, прошептал:

— Она там. Найди ее.

Я моргнул, и она исчезла. Только ветер шуршал в голых ветвях, и мое сердце колотилось, как молот. Я посмотрел на церковь. Заброшенная, с разбитыми окнами и покосившимся крестом. Если Елена была там, я найду ее. Если это ловушка, я готов.

Я вернулся в машину, чувствуя, как ночь сжимается вокруг меня. Телефон завибрировал. Номер был незнакомым, но я знал, кто это. Я ответил, и ее голос, дрожащий, но живой, ворвался в ночь.

— Роман, — сказала Елена. — Нам нужно встретиться. В церкви. Пожалуйста, приезжай. Я все объясню.

Я сжал телефон, чувствуя, как мир рушится. Елена. Церковь. Тень. Это была ловушка. Но я пойду. Потому что я должен знать правду. Даже если она убьет меня.

*****

👉 Продолжение следует...

*****

👉 НАЧАЛО

Автор: Роман Некрасов

Я в Дзен

Дождь в Подольске не прекращался, барабаня по крышам и тротуарам, словно отсчитывая секунды до развязки. Улицы превратились в мутные потоки, отражая серые тучи, а мои мысли вязли в мутной трясине, утягивая на дно отчаяния. Я стоял у окна своей квартиры, глядя, как крупные капли стекают по стеклу, оставляя за собой мокрые дорожки, похожие на слезы или... кровь на лезвии.

Браслет Елены лежал на столе, его серебряные бусины тускло поблескивали под лампой, напоминая настороженные глаза, следящие за каждым моим движением. Тот самый браслет, который я выкопал из рыхлой земли чужой могилы на кладбище. Тот самый, который она носила вчера, когда ее пальцы, такие нежные и обманчивые, коснулись моей руки. Я отчаянно хотел верить, что это чудовищная ошибка. Но факты, черт возьми, врезались в сознание, как нож, вонзенный в спину.

Могила с ее именем. Едкий запах пепла, пахнущего синтетикой, словно горелые провода. Четкий отпечаток ботинка в грязи. И Тень — ускользающая фигура женщины в длинном плаще, чей шепот из сна преследовал меня, как наваждение: «Копай... Правда там...» Я копал. И теперь держал в руках улику, которая могла либо спасти Елену, либо окончательно доказать, что она — часть дьявольской паутины, в которую я по глупости влез. Картель. Замглавы района. Цинично подчищенные документы. Все это сплеталось в тугой, неразрывный клубок, и я оказался в самом центре, как беспомощная муха, которую паук еще не заметил в своей сети.

Я взял браслет, сунул его в карман куртки. К Димке. Надо было ехать. Его лаборатория в частной клинике на самой окраине Подольска оставалась единственным местом, где еще можно было попытаться получить ответы на проклятые вопросы.

Дождь хлестал по лобовому стеклу, дворники скрипели, точно мои натянутые нервы. В памяти всплыло лицо Елены в кафе — бледное, встревоженное, ее слова о трагически погибшей сестре-близнеце. «Это ее могила, Роман. Не моя...» Она смотрела на меня с отчаянной надеждой, будто я — ее единственное спасение в этом кошмаре. Но ее глаза... Эти чертовы карие глаза, такие глубокие и манящие, скрывали что-то темное и пугающее. Ложь? Страх? Или нечто гораздо большее? Я не знал. Но я собирался выяснить правду, чего бы это ни стоило.

Димка встретил меня у входа в лабораторию, его худое лицо осунулось, а очки предательски сползли на кончик носа. На нем был белый халат, но из-под него небрежно выглядывала мятая футболка с логотипом какой-то малоизвестной рок-группы. Резкий запах реагентов ударил в ноздри, болезненно напоминая о старых делах в ФСКН.

— Ромка, да ты как выжатый лимон, — Димка поправил сползшие на нос очки. В его голосе звучал привычный сарказм, но в глазах мелькнула нескрываемая тревога. — Что стряслось-то на этот раз? Очередная порция пепла? Или ты наконец-то нашел целый труп?

Я достал браслет и протянул ему.

— Проверь, Дим. Нашел вот это в могиле. Рядом с тем местом, где был пепел. И, Димка, — я понизил голос, — это ее браслет. Елены.

Он прищурился, внимательно разглядывая серебряные бусины под тусклым светом лампы.

— Твоей подружки? — хмыкнул он, но его пальцы уже проворно работали, аккуратно укладывая браслет в стерильный контейнер. — Влип ты, старик, по самое не хочу. Я же говорил тебе, не суйся в это грязное дело.

— Поздно пить боржоми, — устало сказал я, опускаясь на шаткий стул у его стола. Колбы и пробирки вокруг вызывали в памяти те безумные дни, когда мы с ним вместе разбирали составы уличной синтетики. — Что с пеплом, который я принес вчера?

Димка повернулся к монитору, где бешено мигали графики и спектры. Его пальцы забегали по клавиатуре, и я заметил, как напряглось его осунувшееся лицо.

— Пепел — это маркер, как я и говорил. Специфическая смесь, которую добавляют в особые партии. Но я копнул немного глубже, Ром. Это не просто наркота. Это что-то вроде... подписи. Тот, кто ее использует, хочет, чтобы товар был гарантированно узнаваем. И, — он пристально посмотрел на меня, — это, черт возьми, не дешевая химия. Производство требует оборудования, которого нет ни у одной уличной нарколаборатории. Это уровень крупного картеля. Или даже выше.

Я молча кивнул, чувствуя, как внутри все сжимается от зловещего предчувствия. Картель. Слова Славы о могиле как о «точке» эхом отозвались в голове. Я вспомнил, как мы в ФСКН громили подпольные лаборатории, находили тайники в самых неожиданных местах — заброшенных складах, темных подвалах, и даже... в гробах. Могила как тайник для наркотиков? Это вполне в их грязном стиле.

— А браслет? — хрипло спросил я, кивнув на стерильный контейнер.

— Дай мне пару часов, — ответил Димка, уже склонившись над микроскопом. — Если на нем есть тот же состав, что и в пепле, то... — Он замолчал, но я прекрасно понял, что он хотел сказать. Если браслет покрыт той же химией, Елена — не просто невинная жертва. Она глубоко в этой игре.

Я встал, чувствуя, как усталость наваливается на плечи, словно тяжелая могильная плита.

— Позвони мне, как только будут готовы результаты.

— Роман, — Димка посмотрел на меня, и в его голосе не было и следа привычной насмешки, — будь предельно осторожен. Если это действительно картель, они не любят, когда кто-то сует свой нос в их дела. А ты, старик, копаешь, как чертов бульдозер.

Я криво усмехнулся, но его слова осели в груди тяжелым свинцом. Я вышел из лаборатории под холодный дождь, чувствуя, как пронизывающий ветер пробирает до самых костей. Моя машина стояла через дорогу, но краем глаза я заметил какое-то движение в темной тени. Мужчина в темной куртке, тот самый, что следил за нами с Еленой еще вчера, стоял у тускло освещенного фонаря. Он не смотрел прямо на меня, но я нутром чувствовал, что он здесь не просто так. Я сделал шаг в его направлении, но он словно растворился в ближайшем переулке, как дым. Это не могло быть случайностью. За мной явно следили.

Я поехал к Славе. Его частное охранное агентство находилось в старом центре Подольска, в мрачном здании, которое раньше служило пыльным складом. Теперь там были современные стеклянные двери, напичканные камерами наблюдения, и стойкий запах крепкого кофе, смешанный с едким сигаретным дымом. Слава сидел за огромным столом, заваленным бесконечными бумагами, его лицо осунулось и приобрело землисто-серый оттенок, как старый асфальт. Он закашлялся, увидев меня, и раздраженно ткнул окурок в переполненную пепельницу.

— Роман, да ты выглядишь, как чертов призрак, — прохрипел он, его голос звучал, как треск старого компьютера. — Что ты там накопал?

— Браслет, — устало сказал я, опускаясь в продавленное кресло напротив. — Тот самый, что носила Елена. Нашел его в могиле, Слава. А пепел — это маркер картеля. Димка сейчас проверяет. А ты что выяснил?

Он откинулся на скрипучей спинке кресла, глядя на меня тяжелым взглядом, как на обреченного человека, который только что подписал себе смертный приговор.

— Замглавы района, — начал он, понизив голос до зловещего шепота. — Тот самый серый кардинал, который дергает за все ниточки. Он не просто в этих грязных схемах. Он — их самый центр. Закупки наркоты, грязные откаты, отмывание денег — все это шло через него. Могила Елены Ковалевой, или ее сестры, или кто она там на самом деле, была своего рода «точкой». Они прятали там товар. Или что-то гораздо хуже.

Я сжал кулаки, чувствуя, как бешено колотится пульс в висках.

— Хуже? Что ты имеешь в виду, Слава?

— Деньги, — мрачно ответил Слава. — Грязные деньги, которые отмывали через подставные фирмы. Или важные документы. Я нашел кое-какие следы. В прошлом году, когда твоя Елена якобы умерла, было одно темное дельце. В официальных отчетах — несчастный случай, и все. Но я поговорил со своим старым знакомым из архива. Дело цинично подчистили. Кто-то заплатил огромные деньги, чтобы оно бесследно исчезло. И замглавы был по уши в этом деле.

В моей голове эхом зазвучали слова Елены в кафе: «Это могила моей сестры. Она трагически погибла». Но если дело подчистили, если могила использовалась как тайник, то история про сестру-близнеца звучала как дешевая сказка, придуманная на ходу. Я посмотрел на Славу, и его усталые, но острые глаза недвусмысленно сказали мне то, что я больше всего боялся услышать. Елена отчаянно лжет. Или знает гораздо больше, чем готова мне рассказать.

— Что еще ты выяснил? — хрипло спросил я, чувствуя, как голос предательски дрожит.

— Он знает, что ты копаешь, Роман, — предупредил Слава. — Замглавы. Он пока что затаился, но у него очень длинные руки. И, Ромыч, — он наклонился ближе, — если Елена как-то связана с ним, она либо пешка в его грязной игре, либо полноценный игрок. Проверь ее. И не доверяй абсолютно никому.

Я молча кивнул, но его слова обжигали, как концентрированная серная кислота, разъедая последние остатки надежды. Елена. Ее обворожительная улыбка, ее нежный голос, ее манящие прикосновения. Я отчаянно хотел верить, что она — невинная жертва, что история про сестру — правда, что она не имеет никакого отношения к этому чертовому болоту. Но проклятый браслет, зловещий пепел, ускользающая Тень — все предательски указывало на нее. Я резко встал, чувствуя, как мир вокруг неумолимо сжимается.

— Спасибо за информацию, Слава, — выдавил я, направляясь к выходу.

— Ромыч, — окликнул он меня в последний момент, — если ты залезешь слишком глубоко в это д.е.р.ь.м.о., я не смогу тебя вытащить. Даже не надейся.

Я не ответил ему. Просто молча захлопнул дверь и вышел под проливной дождь, который встретил меня, как старый, злобный враг.

*****

Я снова поехал к Елене. Ее скромная квартира на улице Ленина была последним местом, где я хотел оказаться в этот вечер, но я должен был увидеть ее. Должен был заглянуть в ее чертовы глаза и наконец-то понять, отчаянно лжет она мне в лицо, или все-таки нет.

Дождь лил, как из прохудившегося ведра, и яркие фары выхватывали из кромешной темноты размытые силуэты редких прохожих, но я нутром чувствовал, что за мной кто-то упорно следит. Тот же загадочный мужчина в темной куртке? Или кто-то другой, еще более опасный? Я нервно проверил зеркало заднего вида, но дорога была предательски пустой. Или мне только так казалось.

Елена открыла дверь только после второго настойчивого стука. На ней была та же свободная рубашка, что и вчера, но теперь ее шелковистые волосы были небрежно собраны в тугой пучок на затылке, а покрасневшие глаза предательски выдавали, что она недавно горько плакала. Она молча отступила в сторону, впуская меня внутрь, и ее легкий, дурманящий запах — свежая мята, смешанная с чем-то неуловимо цветочным — обволок меня, словно густой, обманчивый туман.

— Рома, — тихо произнесла она, — я знала, что ты обязательно придешь.

Я вошел в квартиру, чувствуя, как ее близкое присутствие окончательно сбивает меня с толку, лишая остатков здравого смысла. Хотелось схватить ее, крепко прижать к себе, забыть к чертовой матери про проклятую могилу, зловещий пепел, жестокий картель. Но проклятый браслет, лежащий тяжелым якорем в кармане моей куртки, отрезвляюще возвращал меня в жестокую реальность.

— Лена, — стараясь сохранять предельное спокойствие, произнес я, — я нашел кое-что очень странное. В могиле. Твой браслет. Тот самый, который ты носила вчера вечером.

Ее милое лицо мгновенно побледнело, но она тут же резко отвернулась, скрестив дрожащие руки на груди.

— Это не мой браслет, — слишком резко ответила она, и ее голос предательски дрогнул. — У моей покойной сестры был точно такой же. Я... я просто ношу его в память о ней.

Я пристально смотрел на нее, и мой разум отчаянно кричал: "Наглая ложь!". Но чертово сердце, проклятое сердце, манило верить в ее нелепую историю. Я сделал шаг в ее направлении, чувствуя, как ее манящий запах окончательно лишает меня воли.

— Елена, — понизив голос до хриплого шепота, произнес я, — если ты что-то знаешь об этом деле, умоляю, скажи мне правду. Я искренне хочу тебе помочь. Но если ты отчаянно лжешь мне в лицо, я рано или поздно все равно узнаю правду.

Она медленно повернулась ко мне, и ее заплаканные глаза, полные отчаяния и страха, ударили в самое сердце, словно пуля, выпущенная в упор.

— Я не лгу тебе, Роман, — прошептала она, и ее голос предательски дрогнул. — Я... Я просто искренне хочу, чтобы весь этот кошмар наконец-то закончился. И я ни за что на свете не хочу потерять тебя.

Ее дрожащая рука несмело коснулась моей груди, и я почувствовал, как мое упрямое сердце предательски дрогнуло, готовое окончательно сдаться. Хотелось обнять ее, крепко прижать к себе, сказать, что все непременно будет хорошо. Но проклятый следователь внутри меня не умолкал ни на секунду, отравляя ядом сомнения каждый мой вздох. Я отступил назад, чувствуя, как между нами медленно вырастает невидимая стена.

— Тогда умоляю тебя, расскажи мне всю правду, — настойчиво повторил я, чувствуя, как внутри нарастает холодная решимость. — Или я найду ее сам, чего бы мне это ни стоило.

Она снова опустила взгляд, глядя в пол, и в этой тягостной тишине я вдруг услышал едва различимый шорох за окном. Насторожившись, я быстро подошел к занавеске и осторожно отодвинул ее в сторону. Улица была пустой, освещенная лишь тусклым светом одинокого фонаря, но в глубине темного переулка отчетливо мелькнула знакомая тень. Тот же загадочный мужчина в темной куртке? Или, черт возьми, кто-то другой? Я резко повернулся обратно к Елене, но она уже отвернулась от меня, и ее хрупкие плечи едва заметно дрожали.

— Я слишком устала от всего этого, Роман, — тихо произнесла она, и ее голос звучал глухо и обреченно. — Пожалуйста, просто уйди.

Я молча вышел из ее квартиры, чувствуя, как проливной дождь хлещет по лицу, словно сама судьба отчаянно пытается наказать меня за то, что я никак не могу понять, кому же черт возьми, верить в этой запутанной истории.

*****

Ночь выдалась черной, как свежевырытая могила. И я снова был на проклятом кладбище. Просто не мог не вернуться. Могила Елены Ковалевой мрачно маячила передо мной, ее фотография на надгробном камне пристально смотрела в непроглядную темноту, словно живая. Я включил мощный фонарик, тщательно обшаривая рыхлую землю вокруг могилы, где накануне нашел злополучный браслет. Рыхлая почва, едкий запах химического пепла, странный запах синтетики — все было на месте. Я присел на корточки, внимательно изучая исцарапанное надгробие, когда вдруг отчетливо услышал тихий шорох неподалеку. Тихий, но отчетливый, словно чьи-то крадущиеся шаги по мокрой траве.

Я мгновенно замер, выключив фонарик. Густая тьма плотным саваном обступила меня со всех сторон, но мои глаза постепенно привыкли к полумраку, и я наконец-то отчетливо увидел ЕЕ. Тень. Зловещая женская фигура в длинном, развевающемся плаще, размытая и призрачная, словно материализовавшаяся из моего самого жуткого кошмарного сна. Она неподвижно стояла у той самой могилы, где я нашел браслет. Ее движения были медленными и неестественными, словно она абсолютно точно знала, что я нахожусь здесь. Я осторожно шагнул в ее направлении, но предательская земля хрустнула под моей ногой, и Тень резко обернулась ко мне. Ее лицо было абсолютно пустым и безликим, как жуткая маска. Она медленно указала своей тонкой рукой на могилу, и ее голос, холодный и пронизывающий, как лед, прошептал прямо в мое сознание:

— Она гораздо ближе к тебе, чем ты думаешь...

Я моргнул всего лишь на мгновение, и она бесследно исчезла. Вокруг меня был лишь свистящий ветер, гуляющий в голых ветвях старых деревьев, и бешено колотящееся сердце, стучащее, как отбойный молоток. Я снова посмотрел на могилу. Земля выглядела взрыхленной, будто кто-то совсем недавно снова отчаянно копал здесь. Я достал из кармана острый нож, но не стал копать сам. Я почему-то знал, что именно найду. Еще одну зловещую улику. Еще одну отчаянную ложь.

Я быстро вернулся в машину, чувствуя, как зловещая ночь неумолимо сжимается вокруг меня, словно огромная удавка. Телефон в кармане предательски завибрировал. Димка. Его голос был напряженным, как натянутая струна.

— Роман, это браслет. Я закончил анализ. На нем тот же самый химический состав, что и в проклятом пепле. Тот самый маркер. Это, черт возьми, никакая не ошибка. Твоя Елена... Она либо очень глубоко вляпалась в эту жуткую историю, либо... — Он запнулся, не договорив.

— Либо что, Димка? — хрипло спросил я, крепко сжимая руль побелевшими пальцами.

— Либо она заодно с ними, Роман, — мрачно закончил Димка. — Будь предельно осторожен, старик.

Я резко сбросил звонок, чувствуя, как мой хрупкий мир окончательно рушится на части. Елена. Проклятый картель. Зловещая Тень. Все это было каким-то дьявольским образом связано между собой, и я оказался в самом центре этой смертельной игры. Я снова посмотрел в зеркало заднего вида, отчаянно ожидая увидеть в темноте силуэт мужчины в темной куртке. Но там была лишь непроглядная ночь.

*****

Я вернулся в свою пустую квартиру под утро. Изнуряющая усталость давила на плечи, словно тяжелая бетонная плита, но сон предательски не шел. Я обреченно сел за кухонный стол, тупо глядя на разложенные улики: проклятый браслет, тонкая цепочка, исписанный блокнот, где кривыми буквами было нацарапано: «Чужая могила. Загадочная Елена. Кто ты на самом деле? Браслет. Зловещий Картель. Ускользающая Тень». И я машинально добавил под последней строчкой: «Она гораздо ближе, чем я думал...»

И вдруг в дверь тихо постучали. Я мгновенно замер, чувствуя, как бешено колотится пульс в висках. Кто-то просунул под дверь небольшой конверт и тут же бесшумно исчез. Я осторожно подошел к двери, поднял конверт. Внутри оказалась черно-белая фотография. Зернистая, но на удивление четкая. Елена. Она стояла в помещении, очень похожем на химическую лабораторию, окруженная колбами и пробирками. Ее лицо было серьезным и сосредоточенным, а шелковистые волосы аккуратно собраны в тугой пучок на затылке. На ее тонкой шее отчетливо виднелась та самая цепочка с кулоном в виде маленькой книги. А рядом с ней стоял ОН — тот самый загадочный мужчина в темной куртке.

Я тупо смотрел на эту проклятую фотографию, и весь мир вокруг окончательно перестал существовать. Елена. Зловещий Картель. Наглая Ложь. Жуткая Тень оказалась права. Она действительно была гораздо ближе, чем я мог себе представить в самом страшном кошмаре.

*****

👉 Продолжение следует...

*****

👉 НАЧАЛО

Автор: Роман Некрасов

Я в Дзен

Подольск дышал сыростью. Утренний дождь, мелкий, как пыль, оседал на асфальте, на крышах, на моем лице, пока я стоял у входа в кафе на Советской. То самое кафе, где неделю назад я впервые увидел Елену Ковалеву. Ее улыбка тогда была как солнечный луч в этом сером городе, но теперь я смотрел на ее отражение в витрине и видел тень.

Тень могилы, тень пепла, тень женщины из моего сна, шептавшей: «Не верь ей». Я, Роман Некрасов, бывший следователь ФСКН, подполковник в отставке, а ныне писатель и владелец захудалого агентства недвижимости, привык доверять фактам. Но сердце, черт возьми, не слушалось. Оно хотело верить ей. Елене. Женщине, которая, по всем документам, была мертва.

Я толкнул дверь. Колокольчик над входом звякнул, как выстрел в тишине. Внутри пахло кофе и свежей выпечкой, но уют был обманчивым, как улыбка предателя. Елена сидела у окна, там же, где в тот первый день. Ее пальцы, тонкие, с едва заметными следами клея от реставрации книг, теребили край салфетки. Она подняла глаза, и ее взгляд, теплый, с легкой печалью, ударил меня, как ток. Я хотел утонуть в этих глазах. Но могила с ее именем и фотографией стояла между нами, как бетонная стена.

— Роман, — она улыбнулась, но улыбка была натянутой, как струна. — Ты выглядишь, будто не спал.

— Не спал, — сказал я, садясь напротив. Мой голос был ровным, но внутри все кипело. — Есть причины.

Она кивнула, будто ожидала этого. Ее руки замерли, салфетка осталась смятой на столе. Я смотрел на нее и видел две Елены: одну — живую, теплую, с которой я пил кофе и говорил о книгах, и другую — мертвую, чьи глаза смотрели на меня с надгробия. Я должен был выбрать, кому верить. Но сначала — факты.

— Елена, — начал я, стараясь держать тон мягким, как в старые времена, когда допрашивал свидетелей, — вчера я был у твоей могилы. Сегодня утром проверил еще раз. Твое имя, твое лицо, дата смерти — 2024 год. В базе ты числишься мертвой. Несчастный случай. Объясни.

Ее лицо побледнело, но она быстро взяла себя в руки. Ее пальцы сжались в кулак, потом расслабились. Она откинулась на спинку стула, словно хотела увеличить расстояние между нами.

— Это не моя могила, Роман, — сказала она, и ее голос был твердым, но я уловил дрожь. — Это… моей сестры. Близнеца. Ее звали тоже Елена. Елена Ковалева. Она погибла год назад. Несчастный случай, как ты сказал. Я… я не люблю говорить об этом.

Я смотрел на нее, и мой разум, привыкший раскладывать факты по полочкам, заработал на полную. Сестра-близнец. Удобно. Слишком удобно. Я вспомнил надгробие: аккуратно срезанную траву, чистый камень, свежий след ботинка в грязи. Кто-то ухаживал за могилой. Кто-то приходил туда ночью. И пепел, пахнущий химией, как в подпольных лабораториях, которые я громил в ФСКН.

— Почему ты не говорила о сестре? — спросил я, наклоняясь ближе. — Мы встречались неделю, Елена. Ты рассказывала о книгах, о своей работе, о том, как любишь запах старой бумаги. Но ни слова о сестре-близнеце, которая умерла год назад. Почему?

Ее глаза забегали. Она посмотрела в окно, где дождь рисовал разводы на стекле, потом снова на меня. Ее губы дрогнули, и я понял, что она подбирает слова. Ложь? Правда? Я не знал.

— Это больно, Роман, — сказала она тихо. — Когда она умерла, я… я потеряла часть себя. Мы были близки. Очень. Я не хотела грузить тебя этим. Мы только начали… — Она замолчала, ее рука потянулась к моей, но замерла на полпути. — Ты мне важен. Я не хотела все испортить.

Я смотрел на ее руку, зависшую над столом, и чувствовал, как мое сердце сжимается. Я хотел взять ее ладонь, прижать к своей, почувствовать тепло, убедиться, что она настоящая. Но следователь во мне не умолкал. Нестыковки.

Она сказала, что ее сестра погибла в несчастном случае, но Слава, мой старый друг, говорил, что документы подчищены. Кто-то не хотел, чтобы копали глубже. И цепочка с кулоном в виде книги, найденная у могилы, — Елена носила такую же. Я видел цепочку на ее шее вчера. Или это была другая?

— Елена, — сказал я, и мой голос стал холоднее, чем я хотел, — кто ухаживает за могилой? Я нашел следы. Свежие. Кто-то был там ночью. И пепел, который пахнет синтетикой. Объясни.

Ее глаза расширились, но она быстро опустила взгляд, пряча эмоции. — Я… я не знаю. Может, кто-то из друзей сестры. Она была… у нее было много знакомых. Я не слежу за могилой, Роман. Это слишком тяжело.

Я кивнул, но не поверил. Ее слова звучали правдоподобно, но в них было что-то скользкое, как мокрый асфальт под ногами. Я вспомнил мужчину в темной куртке, который следил за нами вчера. Он стоял под фонарем, смотрел прямо на нас, а потом растворился в тени. Елена сказала, что это «просто прохожий». Но я знал, что это ложь.

— Хорошо, — сказал я, откидываясь на спинку стула. — Но я проверю. Если это твоя сестра, я найду правду. Если нет… — Я не закончил. Не хотел. Ее глаза, полные боли, остановили меня. Или это была игра?

Она молчала, глядя в чашку с остывшим кофе. Я чувствовал, как между нами растет стена, и ненавидел это. Но факты были сильнее. Они всегда были сильнее.

*****

Я вышел из кафе, чувствуя, как дождь бьет по лицу, как будто хотел разбудить меня. Елена осталась внутри, сказав, что ей нужно время. Я не спорил. Мне тоже нужно было время — и ответы. Мой телефон завибрировал. Слава. Его голос, хриплый от сигарет, ворвался в ухо, как выстрел.

— Роман, ты где? — Он кашлянул. — Я проверил могилу, как ты просил. И, старик, это не просто семейная драма.

— Говори, — сказал я, шагая к машине. Дождь стекал по воротнику, но я не замечал.

— Могила Елены Ковалевой связана с делом, которое мы вели в ФСКН. Помнишь картель, который прикрывал кто-то сверху? Замглавы района, тот самый серый кардинал, был в схеме. Закупки, откаты, наркота. Могила твоей Елены — или ее сестры, или кто она там — числилась в деле как точка. Там что-то прятали. Или кого-то.

Я замер, чувствуя, как холод пробирает до костей. Точка. Могила как тайник. Это было в духе картеля — использовать мертвых, чтобы прятать грязь. Я вспомнил пепел, который пах химией. Димка, мой друг-химик, уже анализировал его. Если Слава прав, то это не просто могила. Это часть паутины, в которую я влез, сам того не зная.

— Что еще? — спросил я, садясь в машину. Мотор заурчал, но я не трогался с места.

— Замглавы все еще в игре, — сказал Слава. — Он не суициднулся, как все думали. Он затаился. И, Роман, если ты копаешь, он знает. Будь осторожен.

Я сбросил звонок, глядя на лобовое стекло, где дождь рисовал узоры. Замглавы района. Картель. Могила. И Елена, которая либо жертва, либо часть этой игры. Я вспомнил ее глаза в кафе, ее дрожащий голос, ее руку, которая почти коснулась моей. Я хотел верить ей. Но факты, черт возьми, были против.

*****

Я поехал к Димке. Его лаборатория в частной клинике была моим единственным шансом разобраться с пеплом и цепочкой. Димка встретил меня у входа, его очки сползли на нос, волосы торчали, как у безумного ученого с Альцгеймером. Он держал в руках планшет, где мигали какие-то графики.

— Роман, ты опять вляпался, — сказал он, не здороваясь. — Пепел, который ты принес, — это не просто мусор. Это остатки синтетики. Смесь, которую варят в подпольных лабораториях. Редкая. Используется для… скажем так, особых партий.

— Наркота? — спросил я, чувствуя, как внутри все сжимается.

— Не совсем, — Димка нахмурился. — Это что-то вроде маркера. Добавляют в товар, чтобы отслеживать партии. Если это было у могилы, то там не просто хоронили. Там что-то прятали. И, Роман, — он понизил голос, — это не дешевая химия. Тот, кто ее использует, имеет связи. Большие.

Я кивнул, переваривая. Пепел, могила, картель. И Елена, чье лицо было на надгробии. Я протянул Димке цепочку с кулоном в виде книги.

— Проверь это, — сказал я. — И быстро.

Димка взял цепочку, разглядывая ее под светом лампы. — Похоже на ту, что носит твоя подружка, — сказал он, и в его голосе была насмешка, но глаза были серьезными. — Ты уверен, что хочешь копать? Это может плохо кончиться.

— Я уже копаю, — сказал я. — И не остановлюсь.

Он пожал плечами и ушел в лабораторию, оставив меня в коридоре, где пахло антисептиком и тайнами. Я смотрел в окно, где дождь все еще лил, и думал о Елене. Ее слова о сестре-близнеце звучали в голове, как заезженная пластинка. Но если это правда, почему она не сказала раньше? Почему ее документы подчищены? И кто этот мужчина в темной куртке, который следил за нами?

*****

Ночь накрыла Подольск, как саван. Я снова был на кладбище. Не мог не вернуться. Могила Елены Ковалевой стояла передо мной, ее фотография смотрела в темноту, как маяк. Я включил фонарик, обшаривая землю вокруг. След ботинка, который я видел вчера, был размыт дождем, но следы пепла все еще был там, серые, с резким запахом. Я присел, изучая надгробие, когда услышал шорох. Тихий, но отчетливый, как шаги в траве.

Я замер, выключив фонарик. Тьма обступила меня, но глаза быстро привыкли, и я увидел ее. Тень. Женская фигура в длинном плаще, размытая, как в моем сне. Она стояла в нескольких метрах, у другой могилы, почти заросшей травой. Ее движения были медленными, словно она не хотела, чтобы ее заметили. Я шагнул ближе, но земля под ногами хрустнула, и тень обернулась. Ее лицо — или то, что я принял за лицо — было пустым, как маска. Она указала на могилу, и ее голос, холодный, как лед, прошептал:

— Копай. Правда там.

Я моргнул, и она исчезла. Только ветер шуршал в голых ветвях, и мое сердце колотилось, как молот. Я подошел к могиле, на которую она указала. Камень был старым, имя стерлось, но земля вокруг была рыхлой, будто кто-то копал недавно. Я достал складной нож и начал рыть, чувствуя, как грязь липнет к рукам. Это было безумие, но я не мог остановиться.

Через несколько минут нож звякнул о что-то твердое. Я посветил фонариком. В грязи лежал браслет. Тонкий, серебряный, с маленькими бусинами. Тот самый, который Елена носила вчера, когда мы гуляли. Я видел, как он блестел на ее запястье, когда она смеялась, рассказывая о своей работе. Я взял браслет, и холод металла обжег пальцы. Это была не ошибка. Это была правда. Или ее часть.

Я выпрямился, чувствуя, как ночь сжимается вокруг меня. Могила Елены — или ее сестры — смотрела на меня, как свидетель. Тень исчезла, но ее шепот остался в голове: «Копай. Правда там». Я знал, что не остановлюсь. Но теперь я боялся не только за себя. Я боялся за Елену. Или за того, кем она была.

*****

Я вернулся в свою квартиру, где запах старого табака и одиночества встретил меня, как старый друг. Браслет лежал на столе, рядом с цепочкой и моим блокнотом, где я записывал идеи для рассказов. Я открыл страницу, где было написано: «Чужая могила. Елена. Кто ты?» и добавил: «Браслет. Картель. Тень». Потом взял телефон и набрал Славу.

— Ты был прав, — сказал я, когда он ответил. — Могила — это точка. Я нашел браслет. Тот, что носила Елена. И пепел — это маркер. Димка подтвердил.

Слава кашлянул. — Роман, ты влез в д.е.р.ь.м.о по уши. Замглавы знает, что ты копаешь. И если твоя Елена связана с этим, она либо пешка, либо игрок. Проверь ее. И не доверяй никому.

— Даже тебе? — спросил я, и в моем голосе была насмешка, но внутри все сжалось.

— Особенно мне, — хмыкнул он, но я знал, что он шутит. Или хотел верить, что шутит.

Я сбросил звонок и посмотрел на браслет. Его бусины блестели под светом лампы, как глаза, которые следят за мной. Елена. Могила. Картель. Тень. Все это было связано, и я был в центре. Я закрыл глаза, но образ Елены не уходил. Ее улыбка, ее голос, ее прикосновения. Я хотел верить ей. Но сердце боролось с фактами, и факты побеждали.

*****

👉 Продолжение следует...

*****

👉 НАЧАЛО

Автор: Роман Некрасов

Я в Дзен