Русский мужик на коленях, атаман с мечом, цыган, католический священник, мужик в женском платье и христианский священник. А вокруг куча цыган и женщина в белом на заднем плане.
Срочно нужен пользователь, который объясняет значение картин!
Есть и второй вариант картины, который кажется более каноничным.
Крестный ход в Курской губернии (1880–1883) — одна из самых знаменитых картин Ильи Репина. Традиционно считается, что картина изображает крестный ход, сопровождающий чудотворную Курскую Коренную икону Божией Матери, переносимую ежегодно, в 9–ю пятницу по Пасхе, из Знаменского собора в Курске в Коренную пустынь, где икона пребывала до 12–го (24–го) сентября, после чего возвращалась в Курск. Однодневный крестный ход собирал во второй половине XIX века от 30 до 60 тысяч участников и был в числе наиболее популярных религиозных шествий в России.
Распространенное объяснение картины появилось немедленно как только она была выставлена, и устойчиво сохраняется до нашего времени. Консервативная (но независимая) газета "Новое время" излагала дело так:
Как же можно сказать, что эта картина есть непристрастное изображение русской жизни, когда она в главных своих фигурах есть только лишь одно обличение, притом несправедливое, сильно преувеличенное... Можно ли допустить, чтобы верховой урядник мог забраться в самую тесноту толпы и не в городе, а среди большой дороги и со всего взмаху бить народ плетью по головам, тем более в то время, когда тут же, вблизи него и духовенство, и представители полицейской власти, и почетные лица города... Вот, мол, смотрите, какие они папуасы, говорит автор, какое их благочестие: бедный, несчастный народ бьют нагайкой, икону охраняют палкой, и никто из этих папуасов не чувствует, до какой степени он груб и дик, допуская подобное зверское самоуправство. Вот, по–моему, точка зрения художника. Дальше две женщины несут пустой киот от образа, и несут с такой бережливостью и благоговением, точно киот есть такая же святыня, как и образ. В этом изображении проглядывает та же мысль художника: вот, мол, какое у глупых женщин благоговение к пустому ящику, какое невежественное понятие о святыне в наш просвещенный век... Засим, не говоря уже о выборе типа, лица и фигуры барыни, несущей самый образ, выборе, сделанном тоже с явным намерением дополнить «идею»: такая, мол, надменная безобразная рожа, видимо, почетная личность в городе, пользуется высокой честью нести в своих руках святыню... Нет, эта картина не беспристрастное изображение русской жизни, а только изобличение взглядов художника на эту жизнь.
Да, и на наш взгляд художник критично отнесся к изображаемому шествию. "Чистая" публика, охраняемая конной стражей от "серой", представляет собой некоторого рода фрик–шоу, одно лицо нелепей другого. Охрана свирепствует. Чем проще персонажи картины, тем они симпатичнее Репину. Мужики, несущие икону, выглядят уже достойно. Горбун, отгоняемый от иконы, вызывает сочувствие. В общем, перед нами полотно, сочетающее великолепие живописной техники и традиционное передвижнически–народническое отношение к изображаемому: очевидно, что автор в бога не особенно верует (во всяком случае, не считает нужным таскаться огромной толпой за иконами), а социальное расслоение его расстраивает.
Но мы, как всегда, поведем наш рассказ не о том, что видно и очевидно, а о том, что сложнее заметить нетренированным взглядом.
1. Картина — не фотография. Мы знаем церемониал крестных ходов с Коренной иконой, утвержденный еще в 1830–е годы, и это позволяет нам понять, что художник достаточно вольно обошелся с тем, что он видел. Из шествия изъяты все его элементы и участники, которые казались Репину вредными для композиции. Например, в реальном крестном ходе участвовало множество кавалеристов Казанского драгунского полка. Но, видимо, Репин считал нужным подчеркнуть роль полиции, а армия казалась ему несоответствующей направлению картины — и вот драгуны исчезли. Вслед за драгунами исчезли и иные неуместные объекты — например, значки ремесленных цехов Курска. В то же время, несомый на носилках золотой артефакт в центре картины не упомянут в церемониале и я не могу найти ему объяснения. Во всяком случае, его не следует принимать за Коренную икону — во всех крестных ходах (и в наше время тоже) главную святыню традиционно несут впереди, перед ней носятся только кресты, хоругви и церковные фонари.
Кстати, объект на носилках справа на переднем плане — это тоже не Коренная икона. Это большой фонарь с зажженными свечами, особо устроенный для этой церемонии. Его несли сразу же за иконой, которая, следовательно, не попала в картину.
2. Духовенство поразбежалось. Курск и Коренную пустынь разделяет 29 километров. Путь этот, запросто проходимый любым крестьянином за день, казался непосильным для неприученного к физической нагрузке духовенства. Курский архиерей не сопровождал икону даже до городской черты Курска. У городской черты отчаливало и курское духовенство. Для дальнейшего сопровождения иконы путь разбивался на четыре отрезка, на каждом из которых икону сопровождало сельское духовенство: благочинный, шесть священников и четыре диакона. И только у самого монастыря крестный ход встречала братия с архимандритом.
Репин, не придерживаясь фотографической точности, еще более усилил эту ноту: на картине мы видим всего лишь двух священников, двух иеромонахов и диакона. В сравнении с несметной толпой простого народа духовенство почти что отсутствует. При этом, по–видимому, четыре священника на являются официальными участниками процессии и идут в толпе. В общем, из одиннадцати духовных лиц, назначенных сопровождать икону, десять куда–то слиняли, оставив дьякона отдуваться за всех.
Репин попал в самую точку: духовенство, а в особенности ученое, академическое, мало одобряло религиозный стиль простого народа, связанный с почитанием артефактов. Архиереи, начиная с елизаветинской эпохи, относились к мощам, иконам, крестным ходам, лобызанию святынь и пр. с позиций, напоминающих англиканскую Низкую церковь: нам самим это не интересно и кажется ненужным, но если кто–то верит, то мы мешаться не будем. Как наиболее известные эпизоды этого подспудного конфликта можно вспомнить смерть московского митрополита Амвросия, растерзанного в 1771 году в клочья ревнителями православия за то, что во время эпидемии чумы воспретил народу целование Боголюбской иконы, а также явное сопротивление духовенства канонизации Серафима Саровского в 1903 году. Кстати сказать, и сам крестный ход был запрещен курским епископом с 1767 по 1791 год: архиерею было неприятно, что духовенство курского собора и братия Коренной пустыни собачатся между собой по поводу разделения доходов, получаемых от святыни.
Освободив полотно от духовных лиц, Репин говорит зрителю: перед вами вера простого народа и правящего класса (которые при этом не могут объединиться в вере и преодолеть социальные барьеры), но не вера духовенства. Баре, мужики и полиция прилежно тащатся по жаре за святыней, волоча за собой привычные конфликты; духовенство же тем временем куда–то слилось, самоустранившись из народной жизни.
3. Очень мало полиции. Полиция на картине — отличная иллюстрация принципа "правда жизни не есть правда искусства". Картина кажется переполненной полицейскими, которые кого–то бьют, стращают и не пущают. На самом же деле на всю огромную толпу приходится четыре чина полиции: становой пристав, его помощник и два урядника (это нижние чины). Все прочие конные и пешие люди с бляхами — это выборные должностные лица сельских обществ, сельские старосты либо сотские. И не мудрено: по нормативам той эпохи на 2500 человек сельского населения приходился лишь один штатный чин полиции. Вся прочая сельская полиция — нечто вроде дружинников, которых привлекли к охране правопорядка принудительно — от выбора в сельские старосты и сотские нельзя было отказаться, а сотским часто даже и не платили, а вот распоряжения полиции (например, явиться для сопровождения церковной процессии) они были обязаны выполнять.
В нашу эпоху при появлении на улице старичка с написанным от руки плакатиком "миру–мир" в течение трех минут возникает автобус с омоном и десять сотрудников центра "Э" в штатском. Не так была устроена старая Россия: толпа в тридцать тысяч человек спокойно шла через полуезда в сопровождении четырех полицейских. Не зная будущего, современники (и Репин в их числе) наивно считали Россию страной, переполненной полицией, что и отразилось на нашем полотне в полной мере.
Заметим, что икону было от чего охранять. В 1898 году двинутый на всю голову юноша Анатолий Уфимцев устроил в Знаменском соборе взрыв с целью уничтожить икону. Государь император не продемонстрировал рвения в защите чувств верующих от кощунников, ожидаемого от властей сегодня: учитывая, что идиот устроил взрыв ночью, чтобы не пострадали люди, царь повелел прекратить уголовное преследование и просто сослал его на пять лет в Акмолинск.
4. Лес. Процессия проходит мимо пригорка, на котором совсем недавно рос лес, срубленный самым варварским образом. Вместо того, чтобы провести в разновозрастном лесу выборочную рубку зрелых деревьев, весь лес просто свели под корень. Это — проявление огромной экологической проблемы той эпохи, обезлесения Центральной России. Сельское население быстро росло, и крестьяне, остро нуждавшиеся в земле (равно как и помещики, остро нуждавшиеся в деньгах), приступили к бесхозяйственному и вредоносному уничтожению лесов с последующей распашкой земли. Результаты не заставили себя ожидать: климат попортился, засухи усилились, реки стали более полноводными весной и маловодными зимой. В широком смысле, вязкая жара, хорошо переданная художником (разумеется, все крестьяне и помещики в процессии надеются на то, что икона пошлет им дождь, необходимый для урожая), и есть следствие видимого нами вырубания леска.
5. Бедность. На переднем плане мы видим фонарь, который несут мужики, явно приодевшиеся по праздничному случаю: на них добротные синие кафтаны, подпоясанные пестрыми кушаками. Видны ноги пятерых из них, и все они в лаптях. Невозможно поверить, что эти люди имели сапоги, но не надели их. Охранник, преграждающий путь горбуну, тоже в лаптях. И только более важный староста, сопровождающий толстую барыню с иконой, является счастливым обладателем сапог.
Обычный рабочий день.
Рабочий день в твой день рождения.
Сегодня не вызывает споров утверждение, что Илья Ефимович Репин – один из величайших русских живописцев. Но его творчество сопровождало одно весь странное обстоятельство – многие, кому посчастливилось стать его натурщиками, вскоре отправлялись в мир иной. И хотя в каждом из случаев для смерти были некие объективные причины, совпадения настораживают…
Памятник Илье Репину в Москве.
«Бойтесь кисти живописца — его портрет может оказаться более живым, чем оригинал», - писал ещё в XV веке Корнелий Агриппа Неттесхеймский. Творчество великого русского художника Ильи Репина стало тому подтверждением. Пирогов, Писемский, Мусоргский, французская пианистка Мерси д'Аржанто и другие натурщики стали «жертвами» художника. Только мастер начал писать портрет Федора Тютчева, поэт скончался. Даже здоровые мужики, которые позировали Репину для картины «Бурлаки на Волге», по слухам, преждевременно отдали душу Богу.
«Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года»
Сегодня эта картина известна под названием «Иван Грозный убивает своего сына». Именно с этой картиной Репина приключилась жуткая история. Когда её выставили в Третьяковке, полотно производило странное впечатление на посетителей: одни перед картиной впадали в ступор, другие рыдали, а с третьими случались истерические припадки. Даже самым уравновешенным людям перед картиной становилось не по себе: уж слишком много крови было на холсте, уж очень она реалистично выглядела.
16 января 1913 года молодой иконописец Абрам Балашов разрезал картину ножом, за что его отправили в «жёлтый» дом, где он и умер. Картину же отреставрировали. Но на этом трагедии не закончились. Художник Мясоедов, который позировал Репину для образа царя, в приступе гнева чуть не убил своего сына, а литератор Всеволод Гаршин – натурщик для царевича Ивана – сошёл с ума и закончил жизнь самоубийством.
«Торжественное заседание Государственного совета»
В 1903 году Илья Репин завершил монументальную картину «Торжественное заседание Государственного совета». А в 1905 случилась Первая русская революция, в ходе которой многие государственные чиновники, запечатлённые на картине, сложили головы. Так, бывший генерал-губернатором Москвы великий князь Сергей Александрович и министр В. К. Плеве были убиты террористами.
Портрет премьер-министра Столыпина
Писатель Корней Чуковский вспоминал: «Когда Репин писал мой портрет, я в шутку сказал ему, что, будь я чуть-чуть суевернее, ни за что не решился бы позировать ему, потому что в его портретах таится зловещая сила: почти всякий, кого он напишет, в ближайшие же дни умирает. Написал Мусоргского – Мусоргский тотчас же умер. Написал Писемского – Писемский умер. А Пирогов? А Мерси д'Аржанто? И чуть только он захотел написать для Третьякова портрет Тютчева, Тютчев в том же месяце заболел и вскоре скончался.
Присутствовавший при этом разговоре писатель-юморист О. Л. д'Ор сказал умоляющим голосом:
– В таком случае, Илья Ефимович, сделайте милость, напишите, пожалуйста, Столыпина!
Все захохотали. Столыпин был в то время премьер-министром, и мы его ненавидели. Прошло несколько месяцев. Репин сказал мне:
– А этот ваш Ор оказался пророком. Еду писать Столыпина по заказу Саратовской думы».
Своё согласие на предложение написать портрет премьер-министра Репин дал не сразу, искал самые различные предлоги, чтобы отказаться. Но Саратовская дума выполняла все предъявляемые художником требования, и отказываться было уже просто неудобно.
Художник решил изобразить Столыпина не царедворцем в мундире с орденами и всеми регалиями, а в обычном костюме. Портрет – свидетельство того, что Репина интересовала личность, а не государственная персона. Официоз и торжественность портрету придаёт только темно-красный фон.
После первого сеанса Репин рассказал друзьям: «Странно: портьеры у него в кабинете красные, как кровь, как пожар. Я пишу его на этом кроваво-огненном фоне. А он и не понимает, что это фон революции…» Как только Репин закончил портрет, Столыпин уехал в Киев, где и был убит. «Спасибо Илье Ефимовичу!», - зло шутили Сатириконцы.
В 1918 году портрет поступил в Радищевский музей Саратова и с тех пор там и находится.
«Портрет пианистки графини Луизы Мерси д`Аржанто»
Ещё одной «жертвой» Репина стала графиня Луиза Мерси д'Аржанто, чей портрет Репин написал в 1890 году. Правда, не стоит забывать, что в то время француженка, которая первой познакомила западную публику с музыкой молодой русской школы, была тяжело больна и даже не могла позировать сидя.
Портрет Мусоргского
Портрет великого композитора Модеста Мусоргского был написан Репиным всего за четыре дня - со 2 по 4 марта 1881 года. Скончался композитор 6 марта 1881. Правда, здесь вряд ли уместно говорить о мистицизме. Художник приехал в Николаевский военный госпиталь сразу после того, как зимой 1881 году узнал о смертельной болезни друга. Он сразу поспешил к нему, чтобы написать прижизненный портрет. Здесь поклонники мистики явно путают причину со следствием.
Вот такие мистические и не очень истории связаны с картинами Ильи Репина. Сегодня от его картин в обморок никто не падает, поэтому можно смело отправляться в Третьяковку и другие музеи, где хранятся его полотна, чтобы насладиться творчеством настоящего мастера кисти.
Картина Ильи Репина "Не ждали" общеизвестна. В комнату входит обтрепанный человек, не ожидаемый находящимися в ней членами его семьи. Это народоволец, вернувшийся с сибирской каторги. Мать, жена и двое детей страдальца выражают эмоции, составляя живописную группу. Женщины в черном — кто–то помер, пока бедолага сидел в тюрьме (его отец?).
Постойте! А почему "не ждали"? Они что, забыли, когда у бедолаги заканчивается срок заключения? Ну ладно, его выпустили как–то внезапно, но почему он тогда не послал домашним телеграмму? Как и почему у художника возвращение домой из заключения, событие по умолчанию плановое, оказалось связанным с неожиданностью? Попробуем разобраться.
Для начала надо объяснить, в чем вообще заключались существующие на тот момент уголовно–исправительные наказания. Суды могли приговорить осужденных к различным видам лишения свободы: аресту (от 1 дня до 3 месяцев), заключению в смирительном доме (от 2 месяцев до 2 лет), заключению в крепости (от 1 до 16 месяцев), тюремному заключению (от 2 до 16 месяцев), работам в исправительных арестантских ротах (от 1 года до 4 лет, на самом деле никаких рот не было, это было просто отделение в тюрьме со своим режимом), каторжным работам (от 4 лет до бессрочных), ссылке на поселение (бессрочная) и ссылке на житье (бессрочная, могла сопровождаться заключением от 1 до 4 лет). Кроме того, существовала и административная ссылка (до 5 лет) — наказание, накладываемое во внесудебном порядке.
Очень маловероятно, что персонаж картины был сослан на поселение или на житье в Сибирь или же находился в административной ссылке. Объяснение тут простое: он очень плохо одет. Ссыльные и поселенцы жили в собственном или наемном жилище, своими трудами и на свой счет, они свободно располагали деньгами и могли получать денежные переводы. Заключенные в крепости (на самом деле, это была не крепость, а отделение в тюрьме) также сидели в собственной одежде. Трудно предположить, что семья, снимающая на лето загородный дом, имеющая прислугу, играющая на рояле и т.д., не отсылала бы репрессированному деньги, позволяющие ему одеваться поприличнее.
Следовательно, персонаж картины находился в заключении. Заключенные были одеты в стандартную тюремную одежду, а при освобождении им выдавали то, в чем их арестовали (относится только к тюрьме в городе ареста, в другие города одежду не пересылали), покупали им одежду на их счет, а если у отпускаемого не было ни денег, ни одежды — Попечительный о тюрьмах комитет (особая общественная организация) покупал им одежду на пожертвованные суммы. Надо думать, что это была бывшая в употреблении одежда простых горожан, купленная у старьевщика — ровно то, во что одет герой картины.
Почему же тогда более или менее обеспеченная семья не посылала заключенному деньги? Ответ прост: в тюрьме не было ларька, где бы продавали еду, количество вещей, которые разрешалось держать заключенному, было ограниченным (чашка, расческа, ложка и т.д.), так что деньги невозможно было потратить. Они просто бесполезно лежали бы на хранении у начальника тюрьмы. Конечно, к освобождению заключенным подсылали деньги, чтобы они добрались на них до дома — но нашего персонажа почему–то выпустили внезапно.
Итак, герой картины то ли сидел в исправительной тюрьме не в своей губернии — исправительных тюрем было меньше, чем губернских, то ли находился на каторге в Сибири. Что правдоподобней — мы разберемся дальше.
Как так вышло, что заключенного выпустили внезапно? Ответ возможен только один: помилование. Условно–досрочного освобождения до 1909 года не существовало, а дела в апелляционной и кассационной инстанции велись с участием адвокатов, и решение оглашали в их присутствии (решение апелляционной инстанции еще обязательно и самому осужденному). И только Высочайшее помилование (а оно иногда давалось и без прошения от осужденного) могло поступить непосредственно администрации места заключения без оповещения о нем адвокатов и заключенного.
Почему же освобожденный не послал телеграмму домашним? Мы видим, что действие картины происходит в загородном доме. Почтовых отделений вне уездных городов в ту эпоху было еще очень мало. Доставка писем и телеграмм на дом (даже в крупных городах) не входила в основной тариф почтовых услуг, письма (вне столиц) на дом не доставляли вообще (если только получатель не заключал особый договор), а за доставку телеграмм нарочным взимали отдельную плату — около 10 копеек за версту (то есть 1 современный доллар за км). Если предположить, что загородный дом находится в 50 км от уездного города, то телеграмма обошлась бы в 5–6 рублей, которых у заключенного, судя по его оборванному виду, просто не было. Вот так и образовалось неожиданное появление.
Но если у него нет денег, как он доехал из Сибири? Казна не возмещала дорожные расходы вышедшим из тюрьмы заключенным. Если у тебя были деньги, а начальник тюрьмы считал тебя достаточно смирным, ты мог ехать домой за свой счет. Если нет — тебя бесплатно отсылали домой этапом, то есть с той же конвойной командой, которая привозила в тюрьму новых заключенных. Пешком (железной дороги в Сибири еще не было), с ночевкой в этапных избах, а уже от Урала в тюремном вагоне, но не под конвоем, а вместе с конвоем.
Если наш бедолага приехал из Сибири сам, он в любом случае потратил на это 50–70 рублей. Тогда уж ему было бы лучше отправить домашним дорогую телеграмму, дождаться на месте, пока ему пришлют телеграфом же деньги (это бы заняло бы 3–4 дня), после чего ехать домой с большим комфортом, а не в отрепьях. Таким образом, герой картины либо добирался из Сибири с этапом лишь потому, что никто не одолжил ему 5 рублей на телеграмму (менее вероятно), либо он сидел в исправительном отделении тюрьмы в Европейской России, и после освобождения ему было легче добраться домой побыстрее как есть, чем ожидать высылки денег (более вероятно).
Теперь перейдем к самому интересному. Что он натворил? Для начала надо сказать, что картина не дает на это никаких намеков. Может быть, это менеджер среднего звена, посаженный в тюрьму за растрату. Зрителю следовало догадываться самому. Зритель 1880–х годов догадывался единодушно — это "политик", то есть для той эпохи — народоволец.
Если герой картины попал в заключение за политику, в любом случае он не был серьезным заговорщиком. Люди, действительно участвовавшие в группах, совершавших террористические покушения и собиравшиеся убить царя, не получали в 1883 году (год создания картины) помилований. Все они досидели либо до амнистии 1896 года (коронация Николая II), либо до амнистии 1906 года (открытие Государственной Думы), а кое–кого не выпустили и вовсе. Если государство кого–то и отпускало в 1883–м (а в этот момент царизм еще крепко боялся народовольцев), то только случайно попавших под раздачу, мелкую сошку — пойманных за относительно безобидными политическими разговорами или с нелегальной литературой.
Что именно надо было сделать, чтобы попасть в исправительную тюрьму? Самая подходящая статья Уложения о наказаниях, 318–я — соучастники противозаконных обществ, не бывшие в числе их основателей, начальников и главных руководителей — предусматривала весьма широкий диапазон наказаний, от 8 месяцев тюрьмы до 8 лет каторги. Именно под эту статью подпадало множество несчастных, случайно и однократно забредших на собрание, которое следователи затем сочли народовольческим кружком. Жесткость решений суда изменялась, следуя за политической ситуацией. На заре народовольческого движения за присутствие на чтении какой–то революционной декларации можно было получить 4 года арестантских рот. После того, как убили царя, это стало казаться уже мелочами, и самым безобидным из таких осужденных могли начали смягчать наказания, прощая неотбытую часть заключения. За "литературу" попасть в исправительное отделение было нельзя — распространители получали от 6 до 8 лет каторги, писатели — от 8 до 16 месяцев крепости, читатели — от 7 дней до 3 месяцев ареста.
Итак, картина допускает широкий диапазон интерпретаций. Но, во всяком случае, на ней изображен не закоренелый революционер и мужественный борец. Скорее перед нами — человек, случайно или в малой степени прикоснувшийся к народовольческому движению, приговоренный за это к среднесрочному (1–4 года) заключению и помилованный царем до истечения срока. Причем помилованный не от того, что царь добрый, а от того, что стало понятно, что он не очень–то и виноват.
Картина Репина "Горбун" 1881 год
Все гениальное просто.
