Даша пишет, мол, а в Большой не хотите? (с) Думаю, не такой я человек, чтобы брать билеты у солистки Большого театра. Мне иногда предлагают всякие невиданные подарки, но никогда ничего не беру и сливаюсь сразу, потому что это не скромно.

И вот проходит год. Даша снова пишет, что предложение в силе. А тут как раз начинается ажиотаж с «Щелкунчиком». Не понимала никогда этой истерии, но я же советский человек, может, если все так сходят с ума, то мне тоже надо? Думаю, брать просто так нельзя, как купить? Может, Даша поможет. Она говорит: «Нет. Это пригласительные, артистам же выделяют места».

Взять подарок, принять помощь - это большая проблема для меня. Думаю, попробую на маме. Для себя - нет, маме - да.

Говорю: «Мама, пойдешь в Большой на «Щелкунчика»?

Она такая: «Да!»

Даша пишет, что мама будет сидеть на дирижерских местах.

Я говорю: «Мама, ты будешь сидеть на дирижерских местах!»

Мама говорит: «НЕТ».

И идёт в пике, жесткий отказ! Нет и всё! Не пойду!

Я ей, мол, ты чего?! Такая возможность!!!

А она нет и всё! А вдруг этот дирижер на меня посмотрит, если он знает, где его места?! А я в чем сижу?!

Мама, ты будешь сидеть в одежде.

Нет и всё! У меня нет такой одежды!

Давай купим!

Нет и всё!

И прям до скандала дошло.

Я говорю, что уже пообещала, поклялась и от такого билета отказываться нельзя! Вот одна женщина хотела пойти, но билет достался тебе.

(Сразу придумала какую-то несчастную женщину).

(Подключаю угрозы, шантаж и насилие).

Понимаешь, Даша - солистка оперной труппы Большого театра! А ее муж ведущий дирижер! Мировое имя!

Мать идёт в падучую, такая ответственность, как теперь быть?!

Говорю, что идти. К сожалению, вариантов нет. Надо сдаваться.

Слышу, как мама жалуется подруге по телефону, что у неё давление и подскочил сахар. Так жалуется, чтоб я точно слышала. Тоже подключает угрозы, шантаж и насилие - наши главные семейные ценности.

Я в свою очередь пишу Даше условия, чтобы мама пошла на «Щелкунчика». (Мы оказались непростыми людьми из Барнаула с требованиями).

Пишу, что ситуация в целом сложная.

Во-первых. Пусть ни в коем случае дирижер не оборачивается на маму, не смотрит осуждающе, покачивая головой.

Во-вторых. Когда там будет танец, пусть кордебалет вдруг не запоет: а кто это у нас без платья в блестках пришёл?!

(И тут вся царская ложа высовывается: 👀👀👀 ГДЕ ГДЕ?! Вдруг встаёт мужик, который за барабанами нагнетает в пиковый момент, и бахает в литавры:

И !

БЕЗ !!

БЕНТ-ЛИ !!!

А скрипки пиликают хихихи, фагот с гобоем хахаха).

Можно балет будет без этого, Даша? Пусть просто танцуют и всё. Передайте всем по цепочке в Большом театре, пожалуйста. "

" Акт второй ДАША

Мама ещё раз пыталась отползти, мол, туда, знаешь, кто ходит?! А я кто?! Я говорю: «Мама. Ты врач. Ты в Барнауле в девяностые, когда ничего не было, спасала жизни новорожденным с помощью бинтов и зеленки. Благодаря тебе люди живут на земле. Ты сдавала свою кровь, когда надо было, ты не спала ночами, ты делала испуганных материей счастливыми, ты возвращала их детей к жизни. Ты вообще должна сидеть на стуле прям посередине сцены и вокруг тебя они все танцуют. Кто, если не ты, мама?»

Поплакали с ней, вспомнили, как туго жили. «И про войну, и про капиталистов этих проклятых» (с) Мы так в театр ещё никогда не собирались.

Даша отвечает, что её муж послушал все мои голосовые про маму и сказал, что играть будет только для неё. Лично.

Думаю, не надо такое передавать, все ж таки мамочку надо беречь. Хоть я и не иду, теперь уже и мне страшно.

Мама шепчет по телефону из Большого театра: «Я-то думала, что приду, пригласительный отдадут и всё. А Даша, знаешь, как ко мне отнеслась? Она и встретила, и проводила, и усадила. А ложа, знаешь, какая? Ее открывают, чтобы люди сфотографировались и закрывают. А я тут сижу, Алеська!!! Даше-то говорю: «Вы идите, идите, у вас же дела, я тут пока пофотографируюсь». А она мне: «Кстати! Фотографии! Можно, я с вами?»

Представляешь?! А я думаю, что вообще-то должно же быть наоборот!»

Мама потом говорит: «А дирижер три раза, (три!) на меня посмотрел. И такое ощущение, будто играл как для меня лично, понимаешь? Какая музыка, какая же музыка, а как они танцуют!.. А когда Щелкунчик её поднимает, то весь зал АААААХХХХХ!» И много ещё говорила, говорила. У мамы было не впечатление, а чувство.

Мама писала из театра: «Мне сейчас трудно описать свои ощущения, но почему-то хочется плакать».

И вдруг я понимаю, что вся эта история не про дефицитный балет, а о любви. Как неведомая Даша, которая в поезде из Питера оберегала сон дирижера, подхватила на руки мою маму, как заботилась, хлопотала с пригласительным, как сделала чужой маме не балет, а подарила день в жизни. Потому что чужих мам не бывает.

Даша, приглашаю вас с мужем на Омскую дискотеку. Мы там тоже танцуем. Хочется послушать «Седую ночь» в исполнении солистки Большого."